Стеклянные стены

Будто кто-то мне подсказывает, какие слова хочет услышать Викусик. И вот она слышит их и приходит в себя.

– Да, – четким злым голосом отвечает Викусик. – Мы сильные. Мы победим.

Она дотрагивается до моего запястья. Пальцы ледяные. Точь-в-точь покойница.

Начинаю растирать кисть ее руки, сильно, но мягко.

Она аккуратно высвобождается.

– Не нравится?

– Нравится. Просто не надо. Не сейчас. Мне на сегодня хватит чужих рук…

– Это что еще за сюси-пуси? – раздается над ухом.

Перед нами стоит лысый наставник.

– Пачкун! Чего расселся! Не можешь до завтра подождать! Отбой через пять минут! А вы, наставник, какой пример подаете другим!

Мне, как никогда, хочется переломать ему руки и ноги. Спокойно, Яник. Как раз сейчас лучше быть послушным, чтобы завтра уже все получилось.

– До завтра, – шепчу я на ухо Викусику и ухожу спать.

Рассказ Изольды

Сразу скажу, чтоб вы поняли: все началось с геометрии. Нет, я всегда была немножко не такой, как остальные. Я поняла это очень рано. Очень стыдилась этого. Научилась скрывать. Но так было до тех пор, пока мы не начали проходить неэвклидову геометрию.

Так понимаю, в геометрии вы не сильны. Гуманитарии несчастные! Объясню, как смогу. У Эвклида как: есть прямая и есть точка. Через эту точку можно провести только одну прямую, которая будет параллельна первой прямой. У Лобачевского таких прямых через эту точку можно провести сколько угодно. Потому что Эвклид мыслил в двух измерениях, а Лобачевский – в трех. Просто разные системы координат. То, что правильно для одной системы, – неправильно для другой, только и всего.

До этого я почти не сомневалась, что все, чему меня учат, – правильно, это я такая неправильная, что не могу все это принять. И вдруг я осознала простую вещь: я нахожусь не в своей системе координат. Как только найду свою – все встанет на свои места.

Хотя как найти свою, если живешь в аквариуме.

Я выросла за стеклянными стенами. Где и когда родилась – не знаю. Мне никто этого не сказал, а спрашивать было запрещено. Все, что я помню, – общие комнаты с десятью кроватями, воспитательницу и большие окна. За окнами – двор для прогулок, спортивные снаряды, площадка для вечернего Резонанса. И стеклянные стены.

За стеной – деревья и трава. Иногда можно было увидеть какое-нибудь животное. Чаще всего белку. Выйти наружу было нельзя. Нам объясняли, что внешний мир – это грязь. Но никогда не запрещали на него смотреть. Чтобы знать, что такое грязь, нужно ее видеть. Нам почти ничего не запрещали. А что запрещать? Мы все жили по одному режиму, который невозможно было нарушить. Единственное, за что наказывали, – смех. Смеяться было нельзя. Смех портит эссенцию. Что такое эссенция и почему ее нельзя пачкать – нам, конечно, объясняли каждый день по многу раз. Фантазировать еще было нельзя, а особенно рассказывать вслух всякие небылицы. Воспитательница говорила: «Нонсенс» – и наказывала. Могла оставить без обеда или без еды на весь день: лучший способ быстро почистить эссенцию от незначительной пачкоты – голодание. А кушать хотелось всем.

Мы много учились. Сколько себя помню – большую часть дня мы либо сидели за партами, либо делали упражнения. Игрушки у нас были, но, конечно, только развивающие.

Однажды я спросила на занятии, почему нужно сохранять эссенцию в чистоте.

– Чтобы жить вечно, – ответила воспитательница.

– А если я не хочу жить вечно?

– Ты еще мала и не знаешь цену жизни. Когда узнаешь, тогда и поймешь.

Это не было ответом на мой вопрос. А я привыкла получать на каждый вопрос прямой ответ. Нас тогда уже научили, что увиливать от прямого ответа – значит пачкать эссенцию.

Поэтому я повторила вопрос:

– А если я все-таки не хочу жить вечно? Я могу пачкать эссенцию?

– Те, которые живут там, – воспитательница показала пальцем в сторону окна – точнее, стены за окном, – так и делают. Делают, что хотят, пачкают эссенцию и не думают о будущем.

– Я могу делать так же?

– Нет, – строго сказала воспитательница.

– Почему? Если я не хочу жить вечно?!

Меня оставили без еды на весь день. Ответа я так и не получила. Другие девочки еще долго смотрели на меня с испугом и не хотели со мной общаться.

Их, кстати, тоже иногда наказывали, но за другое. Две девочки однажды подрались из-за того, что одна лазила к другой в ящик. Сильнее наказали не ту, которая лазила, а другую, за то, что она кричала: «Она лазила в мой ящик!» Ничего своего у нас не было. Раз в неделю нам было положено меняться кроватями и ящиками. В тот раз воспитательница велела поменяться досрочно.

Когда я достигла семилетнего возраста… тут надо уточнить кое-что. Я знаю, что у вас день рождения – праздник. А у нас день рождения не сопровождается никакими ритуалами. Лишь когда мы достигаем определенного возраста – проходим процедуру переоформления. Нас фотографируют, обновляют нашу базу данных, проводят подробный медицинский осмотр. Так вот, когда я достигла семилетнего возраста, меня переоформили и с группой таких же семилеток на большом белом автобусе перевезли в другое место.