Стеклянные тайны Симки Зуйка

Симка туго свернул две пятирублевые бумажки и сунул в кармашек у пояса – в тот же, где значок. Выключил свет, неслышно (хотя от кого прятаться-то!) спустился по ступеням. Вытянул из-под лестницы тележку. Симка с ней часто ходил не только по воду, но и на ближний рынок за картошкой и капустой. Иногда он даже представлял, что это его автомобиль, – «рулил» и сигналил (когда, конечно, никто не видел).

Симка пристегнул ремешками к дюралевой рамке тележки плетеный коробок, запер дверь, мысленно «бибикнул» и выкатил легонькую «машину» за калитку.

Ночь была удивительно светлая, почти как белая ночь в Ленинграде. Оно и понятно – Турень, если смотреть по градусной сетке на карте, немногим южнее невского города. И дни в конце июня – самые длинные…

Неподалеку горела на столбе лампочка под эмалированной тарелкой. Совершенно ненужная!

«Когда в темноте прешься из школы после второй смены, она никогда не горит. А тут…» – забубнил Который Всегда Рядом .

– Да ладно тебе… – сказал Симка. Ему не хотелось портить эту ночь никакими ворчливыми мыслями. Он зашагал, толкая тележку перед собой по доскам тротуара. «Ать-два, ать-два…» Доски ободряюще запружинили. Симка стряхнул свои брезентовые полуботинки и бросил их в тележку – чтобы тепло нагретого за день тротуара не пропадало зря. И оно сразу ласково впиталось в мальчишкины ступни, а пролезшие в щели травинки дурашливо защекотали их.

Левой-правой… Прыг-скок… Симка и сам не заметил, как миновал Нагорный переулок, спустился к мосту и зашагал от него вдоль деревянной изгороди, за которой был крутой берег. Здесь, от моста и музея, начиналась улица Народной Власти – главная в городе. По ней надо было дошагать до Ишимской и повернуть налево. Ишимская в конце концов приведет к переулкам, спускам и лесенкам, которые сбегают к пристани.

Симка знал, что дорога неблизкая, но сейчас это его не пугало. Это… даже хорошо. Потому что ощущение прошлогодней прибалтийской ночи делалось все сильнее.

На низком берегу, в Заречной слободе, светились редкие желтые огоньки. Красные огоньки горели на недавно построенной телевышке, которая торчала за крышами в дальнем-дальнем конце улицы. А позади Симки, между черных башен таинственного монастыря, переливалась (будто смеялась дрожащим смехом) крупная желто-розовая звезда. Симка видел звезду лишь изредка, когда оглядывался, но чувствовал ее все время. А больше никаких звезд в серо-серебристом небе не появлялось.

Огней в окнах почти не было – зачем, когда и так светло! Поэтому старые дома (бывшие купеческие конторы) с их арками, чугунными балконами и лепными масками над окнами казались таинственными – попади внутрь, и обязательно случится что-нибудь такое .

Изредка били фарами по глазам встречные автомашины. Но промчатся – и снова тишина и мягкий свет. Прохожих было мало. Некоторые с удивлением поглядывали на пацаненка, который зачем-то пустился в путь в такую пору. Но понимали – дело у человека…

Река стала поворачивать влево, скрылась за домами. Чтобы держаться к ней поближе, Симка тоже свернул – с улицы Народной Власти в первый попавшийся переулок.

Здесь реку тоже было не видать за косыми заборами и тополями, но чувствовалась ее близость. Покрикивали негромкими сиренами катера. Басовито и коротко подал голос пассажирский пароход.

Симка снова ощутил уют деревянных переулков с их палисадниками, рябинами вдоль тротуаров и одуванчиками в канавах. Небо над невысокими крышами и мезонинами казалось еще светлее. В нем Симка обрадованно различил слюдяной блеск. Пусть не тот, что в Ленинграде, но все же заметный. Ночь тепло обнимала Симку, и воздух казался пушистым – возможно, от повисших в нем редких тополиных семян. Тополя этим летом цвели слабо, но иногда пушинки все же касались щек.

Чтобы ощущать ласковость ночи еще сильнее, Симка сбросил надетую на голое тело ковбойку. Отправил ее в коробок тележки, к башмакам. И почувствовал себя будто в накинутом на плечи мамином платке – почти невесомом, но мягко греющем кожу.

Он переходил из переулка в переулок – то по ленточкам разбитого асфальта, то по деревянным мосткам, то по бугристым каменным плиткам, а порой и просто по тропинкам в щекочущей прохладной лебеде. В некоторых переулках он был впервые, но ничуть не тревожился, потому что общее направление знал, а незнакомые дома и ворота казались такими же привычными и безопасными, как в Нагорном. И Симка чувствовал, что, если устанет, может запросто прилечь на лавочке у любой калитки или в траве у палисадника. И ночь окутает его уютной дремой, и никто не удивится ему, никто не потревожит…

Порой дрема легко накрывала Симку и на ходу. Иногда казалось даже, что он здесь лишь наполовину, а другая его половина устроилась дома в кровати и видит сон. Но это было не от желания спать, а так, от сказочности.