Стеклянный ангел

- Что ты можешь понимать в этом? Ты, разбалованный глупый мальчишка? Думаешь, удастся спрятаться от жизни за своими шуточками? Думаешь, если будешь хохмить, проживешь, горя не зная? Зачем ты сунулся в это дело? Кто тебя просил? Ради теплого местечка на телевидении? Если я сейчас развяжу тебя, побежишь со своими фотографиями разоблачать убийцу в погонах? Продашь меня со всеми потрохами? Ради того, чтобы потом с упоением показывать во всех подробностях убийства, ограбления, избиения? Показывать несчастья человеческие, превращая их в балаган? Зло не надо показывать, его надо уничтожать! Я была ребенком, когда мою мать грязные подонки …

Она замолчала, и он понял, что она пытается справиться с рыданиями. Он не встревал, и ничего не говорил, понимая, что ему нечего сказать.

- Я тогда расправилась с ними, - снова заговорила она. – Ночью подожгла дом. Пыталась разбудить мать, чтобы увести ее, но не смогла. Сил у меня не хватило, а она была пьяной, спала крепко. Я долго не могла себе этого простить… Потом в моей жизни появился свет. Девочка, моя подруга. Я любила ее больше всего на свете, больше, чем я любила бы сестру, ребенка, мать. Я на все была готова ради нее. Потом ее у меня отняли, потом отняли еще одного любимого человека. Люди отняли… Все, кого я убила, не заслуживали того, чтобы жить. Они заслуживали только покаяния. И я дала им возможность раскаяться. Я и мои ангелы. Шестерых своих ангелов я раздала тем, кто нуждался в прощении. И одного ангела мне пришлось украсть, для того, чтобы человек, разрушающий вокруг себя все живое, не остался без покаяния.

Теперь у меня остался только один ангел. Посмотри на него хорошенько, он - твой.

Миша взглянул на маленькую прозрачную фигурку у нее на ладони, не решаясь взглянуть в ее лицо. Он молчал, и она снова заговорила.

- Когда-то он был моим. Мне дал его человек, который и создавал этих ангелов, ангелов покаяния. Я тоже нуждалась в покаянии. Потому что я убивала. Но теперь он - твой. Я оставила его для тебя. Он - последний. Больше у меня нет. Тех, кто нуждается в покаянии, гораздо больше.

Она немного помолчала, потом подошла к нему, прижала его голову к своей груди, погладила его по волосам. Он слышал, как бьется ее сердце.

- Я обещаю, Миша, что этот ангел будет твоим. Я никому его не отдам. Он – твой. Не нужно было тебе мешать мне. Ведь я предупреждала тебя. Ты должен был понять это еще тогда, когда в поезде у тебя пропала карта памяти. Но ты не понял. И даже, когда ты сунулся в дом Тадеуша Войтковского, и мог бы расстаться с жизнью, все равно не понял. Не понял, что это предупреждение. Что мне теперь делать с тобой?

Она подошла к нему очень близко. Положила руки ему на плечи. Ему стало страшно, так страшно, как если бы человек, которого он очень любил и который умер, оплакиваемый им и похороненный, вдруг ожил бы и пришел к нему, требуя любви, требуя объятий и поцелуев.

Это была не Жанна, это была совсем другая женщина, женщина, которую он не знал. Убийца. И имя у нее было другое: Надежда, Надежда Ермилова. Жанны больше не было.

Он почувствовал ее теплые, нежные руки у себя на шее. И замер в оцепенении и ожидании, он и сам не знал чего: любви или смерти… Он закрыл глаза и мысленно попрощался со всем, что было у него в этой жизни – хорошего и плохого… Приготовился к тому, что сейчас на шее захлестнется веревка…

Неожиданно она наклонилась к нему и поцеловала его в губы, прошептала еле слышно:

- Он будет со мной, пока не понадобится. Пока не станет нужным тебе. Я обещаю, что этот последний ангел – только для тебя.

Через мгновенье он открыл глаза и увидел ее удаляющуюся тень на серой стене …

И долго-долго, уже после того как стих в темной анфиладе полуразрушенных комнат глухой удаляющийся звук ее шагов, он все прислушивался и ждал. И сам не знал, чего ждал…

Глава двадцать восьмая

Он очнулся в машине скорой помощи. Рядом сидела молоденькая девушка в белом халате. Он смотрел на ее профиль, - розовую в крохотных веснушках щеку, курносый нос, накрашенные ресницы, - не понимая, что с ним и где он находится.

Она заметила его взгляд, наклонилась над ним, радостно сказала кому-то:

- Марк Петрович, он очнулся!

- Замечательно, Леночка, - ответил кто-то басом, - подъезжаем уже.

Он вздохнул и закрыл глаза, стараясь не думать, стараясь не вспоминать.

Машину трясло. Он никак не мог согреться. У него сильно стучали зубы, за закрытыми веками неотступно стоял темный силуэт на фоне освещенного лунным светом окна, и, когда девушка, сидящая рядом, касалась его лба теплой рукой, ему казалось, что он все еще там, в этом черном доме, и та, о которой он боялся думать, еще рядом… еще рядом…

Наконец машина остановилась.

- Куда же его, Марк Петрович? - спросила веснушчатая девушка. – Все палаты переполнены. В коридоре и то мест нет!

- Куда, куда? - проворчал бас. – Ко мне положим, что ж теперь…

-Так вы опять спать не будете? Вторые сутки уже.

- Ничего, на стуле посплю, – пробурчал неизвестный, невидимый Мишей, Марк Петрович.