Стеклянный ангел

- Сенсационный материал, это хорошо, - промурлыкала Голосова, - это конечно бонус. Но вы посмотрите на него! Куда его с такой смазливой физиономией на криминал? Ведь женская половина зрителей вместо того, чтобы бояться, будет видеть его в эротических снах.

И она хохотнула, жеманно поведя плечами.

- Да уж, - сказал директор, - не айс. Нам бы чего попроще, чтобы морда кирпичом. К примеру, как у тебя, Рыжов.

Теперь они хохотнули оба.

Рыжов побагровел, особенно шея и уши, и тоже вымученно засмеялся.

«Бедный Рыжов, - подумал Миша, - нелегко быть клоуном, даже за большие деньги».

- Может, нам его сразу завернуть? - предложила Голосова. - Ну его этот сенсационный материал. Что там у него? Проворовавшийся директор автобазы или отравление в школьной столовой? Он нам не подходит. Я его видела в новостях, вспомнила теперь. Он об аварии рассказывал. Юморил там, где нужно было трагедии напустить. В общем, он мне не нравится. Слишком бойкий и слишком смазливый.

Они говорили о Мише, словно его и не было здесь, словно это не он стоял тут перед ними, словно он был не живой человек, а так картинка на экране, которую можно, не стесняясь, обсуждать и издевательски комментировать, и отпускать идиотские шутки.

Рыжов наклонился к Генеральному и что-то прошептал на ухо. Миша услышал фамилию Сенина. Генеральный заерзал на стуле и в свою очередь что-то тихо сказал Голосовой.

- Да не может этого быть, - сказала Голосова, - и ты ему веришь?

- Ну-ка, покажите свой материал, - проговорил Генеральный, и Миша уловил в его маленьких глазках интерес и что-то еще, от чего вдруг вспомнились слова Жанны:

«Ты и тебе подобные делаете зрелище из человеческих трагедий».

Миша сделал шаг вперед и неожиданно для самого себя сказал:

- Я сделал фоторепортаж о том, как зоотехник колхоза «Заря» Петухов завалил доярку Курицыну прямо на рабочем месте, в стойле. Сделал ей ребенка, а теперь отказывается и даже анализы на ДНК не признает. Показать фото?

Генеральный покраснел, как индюк, а Голосова откинулась на спинку стула и захохотала:

- Во дает!

- Ты кого привел, Рыжов?! - зарычал Генеральный. - Ему здесь что, цирк?! А ну, гони его в шею! И сам убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели.

В коридоре взмыленный Рыжов схватил Мишу за грудки:

- Ты что наделал, дурак?! Шут гороховый! Ты не только себя, ты и меня под монастырь подвел! Сволочь ты! И зачем только я за тебя впрягся?! Сидел в дерьме и сидел бы! Я еще в институте знал, что ты неудачник! Что ты, кроме того, что баб трахать, больше ничего и не умеешь!

Миша дал ему в морду. Фасонистые очечки слетели с запотевшего бледного носа. Рыжов близоруко захлопал белесыми ресницами, нагнулся, зашарил ладонью по полу, выложенному мраморной плиткой, и только взялся за дужку, Миша усмехнулся и наступил грязным нечищеным сапогом на эти белые, в рыжих волосках, пальцы и на золоченую тонкую дужку дорогущих, наверное, очков.

Хрустнуло стекло, Рыжов вскрикнул, затопали бегущие к ним охранники, а Миша повернулся и пошел прочь. Он шел ровно, стараясь не наступать на линии стыка голубовато-серых, в черную крапинку, плит.

Услышал, как Рыжов истерически завопил за спиной:

- Охрана! Выкинуть его вон отсюда! И не церемоньтесь с ним, он у Генерального деньги украл!

Через сорок секунд, - ровно столько понадобилось двум дюжим молодцам, чтобы дотащить его до входа и швырнуть на заледенелый тротуар, - Миша лежал лицом в холодный твердый снег, чувствуя, как заплывает глаз, в который локтем нечаянно или намеренно попал один из охранников, и как саднит щека, которой он пропахал ноздреватый, застывший ледяной коркой, снег.

Он сел, поднес руку к лицу. Из носа текла кровь. Он вытер ее рукавом куртки и только тогда заметил, что фотоаппарат, который он до этого все время держал в руках, лежит на самом краю проезжей части. Машины пролетали мимо, и каждая секунда могла оказаться последней.

Миша встал и на подгибающихся ногах – бедное многострадальное правое колено! – пошел вперед, протягивая руку к фотоаппарату. Ему оставалось совсем немного, – всего-то пара шагов, - когда мимо пронеслась зеленая мазда, и мгновение спустя он увидел, что от фотоаппарата со всем тем драгоценным материалом, за которым он охотился две немыслимо тяжелые недели, остались только пластиковые осколки. Все было кончено, и не тогда было кончено, когда он, сам не зная почему, глупо схохмил и тем самым потерял место на престижном канале, а именно сейчас, когда под колесами машины разлеталась в пух и прах его последняя надежда.

Надежда… как символично, что настоящее имя Жанны было - Надежда. В его жизни надежды больше не было - ни с большой, ни с маленькой буквы. Он сел на тротуар и, обхватив голову руками, засмеялся тихим и горьким смехом.

Прохожие обходили его стороной, и очень скоро поток людей, спешащих по своим неотложным и очень важным, как им всем ошибочно казалось, делам, разделился на два ручейка поменьше. И в самом центре этого человеческого хаоса сидел он – бывший журналист Михаил Плетнев, теперь уже навсегда неудачник, без надежды, без веры, без любви. И даже без покаяния.