Стеклянный ангел

- Ну, вот и ненавидь себе, пожалуйста, кто ж тебе мешает? Всяких там бомжей, пролетариев общежитских, проституток с трассы. У тебя это хорошо получается, видел как ты по телевизору распинаешься. А от сына моего отстань, понял? Если еще раз подойдешь близко…

- Подойду, – перебил его Миша, – подойду. Буду снимать его, буду обо всех его мерзостях сообщать, буду за каждым шагом его следить.

- Слушай, парень, похоже, ты не понимаешь, с кем имеешь дело.

- Прекрасно понимаю, - Мишу охватила такая ярость, что ему уже было все равно, что с ним будет, - вы достойный отец своего сына.

Сенин ничего не ответил, откинулся в кресле, прищурился, потом позвал:

- Стас!

Стас вошел мгновенно, видно стоял за дверью.

- Отвезите молодого человека домой, – сказал Сенин.

- Вот возьми, - Стас протянул Мише черный пакет. Миша приоткрыл его и на дне пакета увидел свой фотоаппарат и телефон.

- И вот это тоже тебе, - сказал Бульдог и со всего размаху врезал Мише под дых, - от Германа Олеговича и от меня лично.

* * *

- Ты почему не спишь, сынок?

- Не спится, мама.

- И за компьютером не сидишь, как обычно, – Мама присела на край дивана, потрепала Мишу по волосам. – Случилось что-нибудь?

- Ничего не случилось. Все в порядке.

- Но ведь я вижу. И синяки опять. Ты даже в детстве так не дрался. Расскажи мне, что происходит? Я очень волнуюсь.

- Да нечего рассказывать, мамочка, – Миша привстал на постели. – Обычные рабочие дни. А то, что физиономия в синяках – так это издержки профессии. Кому ж понравится, что его фотографируют в самом непотребном виде? Вот и бьют… Только не говори мне, чтобы я нашел другую работу. Не сейчас, прошу тебя.

- Хорошо, не буду, – вздыхает мама, - а давай-ка лучше мы с тобой чаю попьем. Я печенье испекла - очень вкусное.

- Нет, мама, не хочется.

- Ну, как знаешь, сыночек. Не переживай так сильно, и постарайся заснуть. Хорошо?

- Спокойной ночи, мама.

- Спокойной ночи.

Мама укрыла его, подоткнула ему одеяло, как в детстве, еще раз погладила по голове.

- Послушай, мам, – окликнул он ее, когда она уже скрылась за ширмой. - Почему мы никогда не говорим об отце?

За ширмой несколько минут было тихо

- А что о нем говорить, Миша? Я не знаю, о чем говорить… Все, что нужно было, я тебе рассказала.

- Ты, правда, не знаешь, где он сейчас?

Он слышит, как мама вздыхает.

- Может быть, мы не будем об этом говорить? Это не очень легко… Я ведь тебе уже рассказывала… Правда, ты был еще маленьким, наверное, не все мог понять. Но ведь мы еще тогда с тобой договорились, что не станем больше обсуждать эту тему.

- А мое отчество? Матвеевич…

- Нет, Миша. Это имя твоего деда. Ты ведь знаешь… Зачем снова спрашивать?

Мама снова помолчала. Потом заговорила, и по ее голосу Миша почувствовал, как она волнуется, как ей тяжело.

- Я тогда была очень молодой, не понимала, что происходит. Мне было девятнадцать, и он был первым, и казался особенным. Самым умным, самым красивым, самым лучшим.

- А потом это оказалось не так?

- А потом оказалось, что он женат, и что его жена скоро родит ему ребенка. Он ушел и больше не искал со мной встреч. Наверное, таких как я, у него было много.

- И ты не пыталась его найти?

- Зачем? Если бы он захотел, он и сам мог бы меня найти.

- Но он не захотел.

- Не захотел… - сказал мама, и снова помолчала. – Но я ни о чем не жалею, слышишь, ни о чем. – Миша увидел, что она улыбается. – Ты самое лучшее, что есть в моей жизни.

- Прости меня, мама, я не буду больше говорить о нем.

- Спокойной ночи, дорогой, отдыхай, и постарайся ни о чем не тревожиться.

- Спокойной ночи, – сказал Миша и выключил ночник.

Поворочался, посчитал до ста, представил, как прыгает с парашютом, как летит над землей, раскинув руки. Обычно это помогало уснуть, но сейчас сон не шел. В ушах все время стоял голос Сенина-старшего:

- Ты просто неудачник! Ты - неудачник…

Глава девятая

Тарас Борисович – маленький, кругленький, волосики гелем зализаны на бочок - похож на колобка, который целый день катается по редакции, раздавая указания налево и направо.

Сегодня колобок был не в духе, он смотрел поверх Мишиной головы, избегая смотреть в глаза. Мишу охватили недобрые предчувствия.

- Ты чего это вытворил вчера? Я тебя просил, чтобы ты не лез больше к Сенину?

- Тарас Борисович, там интересный материал. Эта девушка оказалась любовницей Аркадия Сенина, она беременна от него.

Тарас Борисович вдруг покраснел, набычился, бровки поползли вверх под прилизанную челочку. Он в негодовании замахал на Мишу руками:

- Тише, тише ты!

- Вы понимаете, Тарас Борисович, у меня и снимки были. Я снимал в больнице крупным планом – лица… этой женщины – матери, и этого подонка. Но эти ублюдки – его охранники - уничтожили фотографии, просто удалили из фотоаппарата. Очень удачные, уникальные можно сказать кадры… - торопливо говорил Миша, словно этим можно было остановить то, что последует дальше.

- Не нужны мне твои кадры, - сказал Тарас Борисович. - Уходи, Миша, уходи.

- Что случилось, Тарас Борисович? Что-то я не пойму.

- Да чего здесь понимать? Я тебя увольняю. Увольняю, Плетнев. Из газеты и с канала. Забирай манатки и проваливай.