«Интересно, когда Санек старушку мою отремонтирует? - подумал он, - столько беготни, никаких ног не хватит…»
Подошел к окну, постоял, задумавшись, наблюдая как в школьном дворе мальчишка в голубой курточке играет с щенком.
Голос за спиной раздался так неожиданно, что он вздрогнул.
- Ну, здравствуй, Михаил Плетнев.
Он узнал этот голос. Низкий, с хрипотцой. Он узнал бы его из тысячи других голосов.
Он резко повернулся, так что в шее даже что-то щелкнуло и … застыл на месте. Просто окаменел. И глаза, небось, вытаращил как камбала без кислорода. И, наверное, впервые в жизни не поверил своим глазам, пусть даже и вытаращенным.
Юлия Сергеевна… Юлия Сергеевна? Юлия Сергеевна! Юлька… Юлька…
Е-мое-е-е… Юлька Григорьева!
- Юля, - сказал он сипло, во рту пересохло, - Юля, это ты?
- Я, как видишь, - сказала весело Юлька Григорьева. – Не узнал? Неужели так сильно изменилась?
- Нет, что ты, совсем не изменилась!
- Ну да, – хмыкнула она, – совсем не изменилась! Врешь ведь?
Действительно врет, ни за что бы не узнал ее, если бы встретил на улице.
Да и как узнать в этой женщине с высокой прической а-ля чиновница семидесятых, в синем костюме, похожем на эмансипе-униформу, с этой сногсшибательно безвкусной ниткой искусственного жемчуга поверх пышного белоснежного жабо ту глазастую тоненькую девчонку, с которой он до беспамятства целовался тем далеким летом? Сколько лет-то уже прошло - семь, восемь?
Она изменилась, очень изменилась… Повзрослела. Красивая, конечно, кто ж спорит? Но совсем, совсем другая… Только голос остался прежним. Когда-то он и выбрал ее за этот голос. Он бы и внимания не обратил на эту провинциалочку. Девчонка как девчонка, но вот голос… как только она тогда заговорила с ним, он почувствовал, что она - особенная. Она спросила что-то про экзамены, а у него моментально среагировало что-то внутри именно на этот тембр, такой своеобразный, непохожий на другие. Он предложил ей позаниматься вместе. Это были две незабываемые недели… Незабываемое, жаркое до одури, лето…
А потом она куда-то исчезла, растворилась в институтском коридоре, словно ее и не было никогда.
Он до сих пор помнит ощущение своей полной растерянности в тот момент, когда он стоял у списка поступивших и повернулся в ее сторону, чтобы крикнуть ей: «Вот он я, смотри!» - и даже палец еще держал на своей фамилии, а ее уже не было рядом. Вот только что стояла, касаясь его худым, немного острым плечом, и вдруг пропала. Он выбрался из толпы, окружившей стенд с вывешенными списками. Кинулся по коридору, отыскивая ее глазами. Потом к выходу во двор, по-летнему шумевший разросшейся листвой высоченных лип. Но напрасно - она исчезла.
Он вернулся назад, протиснулся ближе к стенду, изучил все списки, не нашел ее фамилии и понял: она не поступила и поэтому ушла.
Он кинулся в общежитие, рванул мимо кричавшей что-то вахтерши, взбежал по лестнице, распахнул дверь в комнату. Ее кровать была пуста. Свернутый рулоном матрас и серая подушка без наволочки ожидали какую-то другую счастливицу – поступившую.
Ни соседки по комнате, ни вахтерша, отругавшая его за беготню по лестницам, – «Ишь, умный какой выискался, кто позволил без разрешения?!» – не знали, куда исчезла абитуриентка Юлия Григорьева.
Он погоревал неделю. Потом уехал в совхоз на подработку. Вспоминал еще пару месяцев ее сухие потрескавшиеся губы, гибкое податливое тело, а потом завертелась студенческая жизнь, и короткая экзаменационная любовь как-то выветрилась из памяти. Как, оказалось, не окончательно. Иначе с чего это он так разволновался?
- А вот ты совсем не изменился, – Юля улыбается и, оглядывая его, обходит вокруг. – Все тот же Мишаня Плетнев. И все так же на барышень действуешь. Катя моя вон в полном ступоре, – кивнула она в сторону приемной и засмеялась.
«И смех у нее изменился», - с сожалением подумал Миша. В те дни она смеялась по-другому, негромко, чуть отворачивая лицо. Он это точно помнил. А сейчас смеется уверено и твердо, по-директорски.
- Не ожидал тебя здесь увидеть, - говорит Миша, и разводит руками, словно и ее приглашает удивиться вместе с ним. – Вот уж не ожидал.
- И я тебя не ожидала здесь увидеть, - в тон ему отвечает Юля. - Что же привело криминального журналиста в мою школу?
Ого, как это у нее прозвучало! Не хило! Моя школа! Получается же у некоторых: растаяла на пороге института в стареньких застиранных джинсах и возникла спустя несколько лет в образе руководителя учебного заведения. Уметь надо… Молодец, конечно, не то, что Миша. А ведь это она не поступила. Он-то поступил. И что в итоге? У нее – целая школа в подчинении, а он непонятно кто, непонятно что, непонятно где…
Все это конечно не вслух, вслух другое: