Стеклянный ангел

— Я знаю, что ты не меня никогда не рассердишься, вот и несу, что в голову взбредет. Не обижайся, ладно? — она прижалась щекой к лицу Нади. — Я ведь знаю: сильнее, чем ты, никто меня любить не будет.

— Привет, красавицы! — раздался голос у двери. Девушки обернулись.

На пороге стоял невысокий плечистый парень — синеглазый, светловолосый. Девичья присуха, как называла его Вера Алексеевна.

— Ну что, девчонки, собрались?

— Надя отказывается идти с нами, — улыбаясь, сказала Яся.

Надя встала, отошла к окну.

— Почему отказываемся? — Ромка прошелся вокруг Нади. — Почему ударники труда не желают отдохнуть?

Надя не ответила. Она всегда терялась в его присутствии.

Ромка взял со стола яблоко, сел на койку рядом с Ясей.

— У вас здесь теперь… как у бабушки, — он притянул девушку к себе.

— У какой еще бабушки? — серьезно спросила Яся.

— У какой-нибудь.

— Глупый ты, — сказала Яся, и они поцеловались.

Надя отвернулась. Там за окном не было ничего интересного. Пустырь, автобусная остановка. На горизонте две высоченные фабричные трубы.

— Яся, ты есть будешь? — спросила она, царапая стекло ногтем. — Я щи приготовила.

— Ух ты! Щи? — Ромка встал, подошел к Наде. — Я люблю щи! Почему ты мне не предлагаешь?

— Пожалуйста, — стараясь казаться равнодушной, пожала плечами Надя, — мне не жалко, я полную кастрюлю сварила.

— А какие щи? — спросил Ромка. — Диетические?

— Вегетарианские, — поправила она его, — нам за весом следить надо. Тебе, кстати, тоже не мешало бы.

— Что это ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что я толстый?

Он расстегнул рубашку, встал перед Надей:

— Потрогай, ни грамма жира! Одни мышцы!

Наде очень хотелось потрогать, но она заметила насмешливый взгляд Яси и сказала:

— Вот именно одни мышцы, и в голове, похоже, тоже.

Ромка начинал злится, у него даже желваки заходили. Надя видела, что он сдерживается, чтобы не нагрубить ей в ответ.

— Ну хватит вам, — сказала Яся, — опять вы ругаетесь. Ну, давайте щей поедим что ли? Кушать уже хочется.

— Нет, — запротестовал Ромка, — каких еще щей? Там уже ребята ждут. Пошли, поедим пиццы, немного выпьем. Когда еще придется?

— Я не пойду, — Надя упрямо сжала губы.

— Ну и оставайся, — усмехнулся Ромка, — а мы пойдем.

— Нет, — сказала Яся, — я без нее тоже не пойду.

— Ну ты чего? Договаривались ведь.

Когда Ромка расстраивался, у него становилось такое забавное лицо — совсем как у маленького. Надя не могла смотреть на него без улыбки. Она опустила голову, чтобы он не заметил, какой у нее взгляд.

— А ты уговори ее, — сказала Яся, — может, получится.

— Пойдем, Надя, — попросил Ромка. — Ну чего дома сидеть?

Надя отрицательно покачала головой.

— Она хочет, чтобы ты ее поцеловал, — неожиданно вставила Яся, — и тогда она пойдет. Она сама мне об этом сказала.

Надя от возмущения даже не нашлась, что ответить, чувствуя, как загорелось лицо и уши.

Ромка усмехнулся и пошел на нее.

Надя испугано смотрела на него и молча отступала к стене.

Он встал перед ней, взял ее за плечи и прижался губами к ее губам. У Нади перехватило дыхание, ей показалось, что она сейчас упадет. Но Ромка очень крепко ее держал и целовал так, словно сейчас наступит конец света.

Наконец она пришла в себя, оттолкнула его. С негодованием взглянула на Ясю и выбежала из комнаты.

* * *

Яся нашла ее в каморке под лестницей. Надя сидела на колченогой табуретке среди веников и тряпок и в который раз прокручивала в голове эти несколько секунд. Ромкины теплые губы, его крепкие руки и это невыносимое чувство любви к нему, любви, которую ни в коем случае нельзя показывать, и о которой все равно знают… И Яся, и Ромка… Знают и смеются…

— Надя, — Яся прикоснулась к ее плечу, и Надя вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как Яся вошла.

— Прости меня, прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, — она погладила Надю по волосам. — Пойдем, я твое платье голубое приготовила. Пойдем. Ромка нас на улице ждет.

Глава тринадцатая

В музее стояла тишина, и, проходя один за другим пустые залы, Миша слышал, как звучным гулким эхом отзываются в этой тишине его шаги. Видимо, встревоженная этим гулом, из одной из закрытых дверей выглянула женщина в синем халате.

— Вам чего, молодой человек? У нас сейчас перерыв. Осмотр начнется минут через двадцать.

— Простите, мне нужна Елизавета Иванченко.

— У вас индивидуальная экскурсия?

— Да, да, — кивнул Миша, — точно, индивидуальная экскурсия.

— Посидите вот здесь. Я ее позову.

Миша сел на скамеечку у окна. Прямо напротив него стояла старинная карета — самая настоящая — с позолоченным орнаментом, деревянными, словно отполированными колесами, замшевым потертым сиденьем.

У Миши гудели и побаливали ноги — сколько километров он пробегал за день! — и, закрыв глаза и облокотившись на удобную спинку, он представил себе, как неторопливо, чуть подпрыгивая на неровностях дороги, несет его эта карета куда-то далеко-далеко, туда, где теплый дом, уют и покой. За окном неспешно пробегают поля, пахнет дымком, и так приятно вздремнуть под неторопливый негромкий скрип колес…

— Здравствуйте! Это у вас индивидуальная экскурсия?