Стеклянный букет

Пока он раздумывал об этом, делая вид, что осматривает искусанную руку, толпа расступилась, пропуская вперед худенькую ясноглазую женщину.

— Курт, мальчик, что случилось? — тревожно спрашивала она, еще не видя ни сына, ни мужа.

Соседи успели уже сообщить Марте, что Вольф искусал прохожего. Но вот она подняла глаза — и в тот же миг узнала Крауса.

— Ах! — вырвалось у нее.

— Мама, наш Вольф набросился на этого господина, — торопясь и глотая слова, перебил ее Курт. — Этот господин, мама…

— Да, вот, пожалуйста, полюбуйтесь-ка… — Краус протянул руку и показал темно-красный след полицейской дубинки.

Таких следов было много на его теле — они легко могли сойти за укусы. Толпа подалась вперед — все хотели рассмотреть эти следы.

— Боже мой! — воскликнула Марта. — Это ужасно! Надо немедленно смазать йодом, перевязать, а то это может загноиться… Я сама, я сама перевяжу вас…

— Гм… перевяжете? Что ж, перевяжите. Только поскорей, а то я тороплюсь, — выразительно сказал Краус.

Он смотрел на жену. Как она побледнела! А седая прядка — ее не было раньше!

Видеть жену и Курта хотя бы вот так, на глазах у полицейских, посреди толпы, — и это было счастье. И Марта тоже смотрела и с болью отмечала сутулость Крауса, его легкий костюм, его посиневшие от холода губы…

Она сказала умоляюще:

— Я вас прошу, милостивый государь, не пишите жалобу!.. У меня и так довольно горя. Я сию минуту перевяжу вам руку. А если собака порвала ваш костюм, я вам его заштопаю. Только… только для этого вам придется зайти к нам в дом…

Она быстро переглянулась с сыном. Глаза мальчика засияли: папа придет домой!

— Да-да, мы вас очень, очень просим! — подхватил он. — Я… я даю вам слово, что запру собаку… Никуда не буду ее выпускать.

— Даешь слово? Посмотрю я, как ты его сдержишь, — проворчал Краус, мгновенно поняв хитрость Марты и сына.

И вот Краус дома. Он с восторгом оглядывает кухню, синие язычки газа пляшут над плитой, и тепло охватывает беглеца.

Из чулана доносится вой Вольфа: его заперли, но он скребет лапами дверь и всеми силами хочет прорваться к хозяину.

— Вот злая тварь! — говорит, прислушиваясь, полицейский.

— Следовало бы его пристрелить, чтоб не бросался на людей. Он порвал брюки Дэрку, — говорит американский солдат.

Да, они тоже здесь. Они целой толпой ввалились в дом вслед за Краусом и Мартой. Здесь и Мориц и его мамаша, фрау Зейде, похожая на тощую кошку. Курт готов прибить Морица: этот мальчишка всюду сует нос!

— Да у вас и ниток нет подходящих, фрау Марта! И не сможете вы заштопать костюм так, чтобы было незаметно, — приставал он, вертясь возле Крауса и заглядывая ему в лицо.

Соседка Зейде тоже подавала советы. Маленькая кухня была полна посторонних людей. И под чужими, враждебными взглядами Марта и Курт суетились возле отца. Марта нарочно возилась со штопкой: может, полицейский и патрульные соскучатся и уйдут?

Нет, они не уходили. Они развалились на стульях, им было приятно сидеть у огня, вместо того чтобы дежурить на улице.

— Ну и плохо же вы заштопали, фрау Марта! — воскликнул Мориц. — Костюм господина совсем испорчен!

— Не вмешивайся, это не твое дело, — остановила его мать.

Краус сделал вид, что разглядывает работу. Он промычал что-то неодобрительное и покачал головой.

— Не годится? Ох, только прошу вас, не пишите жалобу! — сказала Марта, искусно разыгрывая испуг. — Если… если это вас устроит, я даже могу дать вам взамен костюма куртку моего мужа.

— Гм… куртку? Я еще посмотрю, что это за куртка, — сварливо сказал Краус. — Мне нужна куртка для дальнего путешествия, а не какое-то ваше старье. Только в этом случае я не стану писать на вас жалобу. Подумать только: испортили мой лучший праздничный костюм!

Марта принесла из спальни его теплую осеннюю куртку.

«Умница! Милая!» — думал Краус.

— Выдумала тоже; отдавать последнее какому-то проходимцу! — сердито глядя на Крауса, ворчала фрау Зейде.

— Молчите, фрау Зейде, я рада отдать ему что угодно, лишь бы он не жаловался в полицию! — громким шепотом, так, чтобы слышал патруль, сказала Марта.

Краус надел свою старую куртку. Какая это была теплая, славная куртка!

— Кажется, впору, — сказал он, напуская на себя самый недовольный вид. — Ну, ваше счастье, хозяйка! А то я ни за что не простил бы вас. Теперь, пожалуй, можно не писать жалобы… А, как вы думаете, сержант? — обратился он к полицейскому.

— Это уж как вы желаете, — отозвался тот, грея руки над плитой.

Краус еще раз с любовью посмотрел на жену и сына и направился к двери.

— Послушайте, господин, а ваш пиджак? — напомнил, подскочив, Мориц.

— Пиджак? Я… скоро пришлю за ним, — ответил Краус.

Он открыл дверь. Сейчас он будет на улице, а через час — уже далеко от города.

— Эй, а документы? — раздался вдруг окрик полицейского.

Краус весь сжался. Он повернул голову, увидел смертельно побледневшую Марту и мальчика, который к ней прижимался.

— Какие документы? — медленно выговорил он, выгадывая время.

— А вот — забыли в пиджаке. Совсем разнежился в этой куртке, — насмешливо добавил полицейский и протянул Краусу его потертый бумажник, в котором лежал только тюремный номерок.