Стеклянный букет

Но тут Степан Гулин ничего не ответил, поднялся со скамейки и пошел тихо-тихо к школе.

— Постой, куда ты? — кричит ему Тоська. — Куда пополз?

— Я не могу играть в футбол, — сказал тогда Степан Гулин.

Не знаю из-за чего, Тоська вдруг обозлился: может быть, ему показалось, что новенький его не уважает или очень гордый. И вот он подбежал к Степану, замахал кулаками и стал кричать на весь двор:

— Что же ты можешь? Что же ты можешь, головастик несчастный?

А сам все норовит оттеснить новичка к забору, туда, где стоит Бекова будка. И нашим ребятам подает знаки. Конечно, ребята сразу поняли и сбежались со всех сторон — смотреть, что будет.

Видите ли, Бек — это собака одного гвардейца, который живет у нас на школьном дворе. Это такая огромная немецкая овчарка, и характер у нее, как у той знаменитой баскервильской собаки, которую убил мировой сыщик Шерлок Холмс. Про Бека рассказывали, что он загрыз до смерти трех шпионов. Не знаю, как насчет шпионов, а ребят Бек окончательно не выносит, потому что ребята дразнят его и суют ему в будку палки. Из-за Бека у гвардейца неприятности, и наш директор просил его посадить собаку на толстую цепь и сделать вокруг будки высокую загородку. Конечно, нам запрещено даже близко подходить к этой загородке. Да разве наших ребят удержишь? Они сейчас же придумали испытывать храбрость человека на Беке. Если ты не трус, так зайдешь за загородку, и если окончательно молодец, так даже подойдешь к Беку почти на длину цепи. Ох, и рычит же Бек — прямо дрожь берет! Шерсть дыбом, глаза горят — настоящий волк!

И вот к этому-то зверю Тоська толкал новичка, и, конечно, ребятам прямо-таки не терпелось узнать, как себя покажет Рыба в загородке.

Степан Гулин ничего не знал о Беке. Он только тогда понял, куда его завели, когда из будки с ревом выскочил огромный бурый пес. Бек в этот день был какой-то особенно злой: клыки наружу, уши прижаты, а это уж верный признак, что не попадайся. И вот он начал рваться и реветь, он натягивал изо всей силы цепь, из-под лап у него летел песок, так он хотел дотянуться до Степана.

Даже самым храбрым ребятам стало жутко. А Степан, понимаете, такой маленький, серьезный, стоит себе и смотрит, как Бек выходит из себя.

Некоторые наши не выдержали, стали кричать: «Довольно! Хватит!» — совсем как в цирке при опасном номере.

И вдруг, понимаете, у всех прямо дыхание остановилось: Степан оглянулся и тихонечко пошел на Бека. Идет и что-то говорит, только пес так рычит, что нам не слышно. Видно только, что Бек весь дрожит: никто, кроме хозяина, так близко к нему не подходил. И вот, как камень из рогатки, метнулся Бек, прыгнул и впился зубами в ногу Степана.

Тут мы опомнились, кинулись с Тоськой к загородке, кричим, хотим отогнать Бека, освободить Степана — и вдруг видим, делается что-то непонятное.

Бек разжал зубы, отскочил от Степана и, поджав хвост, визжа, бросился в будку. Забился там и сидит. А Степан Гулин поворотился и, не торопясь, совсем спокойно пошел из загородки.

Тоська Алейников к нему:

— Стой, покажи ногу! Наверное, до кости прокусил? Давай скорей к доктору!

А у самого голос прыгает.

Но Степан поднял голову и в первый раз засмеялся:

— Ничего он не прокусил. Где ему! Ведь нога-то у меня деревянная!

И он поднял штанину и показал нам деревянную ногу в ботинке. И сказал еще:

— Это меня, когда я маленький был, фашист под Москвой топором…

Как тихо стало вдруг во дворе! Будто все ушли. И никто не удивился, когда Тоська Алейников подошел к Степану и сказал:

— Ты, брат, знаешь, ты не обижайся на меня… Я извиняюсь и все такое. Я ведь не знал…

Тоська был очень красный, да и всем нам было здорово скверно: стыдно так. И все ужасно обрадовались, когда Степан сказал, что он вовсе не обижается.

Стали лезть к нему, руку жать, говорить, что он молодчинище и вовсе никакая не Рыба.

И тогда Степан во второй раз засмеялся и сказал:

— А Золотой Воды на карте действительно нет. Это санаторий на Алтае, где меня лечили.

_____

Владим Владимыч

Первым человеком, который сказал мне, десятилетней девчонке, «вы», был Маяковский, или, как мы его называли, Владим Владимыч. И это я запомнила на всю жизнь — уж очень была удивлена и польщена: такой большой, суровый с виду громогласный приятель папы — и вдруг говорит мне «вы»!

Потом я много раз слышала, как Владим Владимыч всем детям говорит «вы» и как уважительно относится даже к самым маленьким ребятам. Шли мы однажды по московскому переулку. Стоит в переулке нечто вроде огромной железной бочки — котел, в котором варили асфальт для улиц. В этих асфальтовых котлах находили приют и тепло в осеннюю стужу беспризорные ребята. Маяковский постучал палкой по котлу. Пошел по переулку гул.

— Есть кто дома? — спросил Владим Владимыч.

— Кто стучит? Кого вам? — отозвались из котла, и наружу высунулась голова в бараньей шапке, из которой вываливалась вата. Лицо у владельца шапки было такое чумазое, что разобрать, сколько ему лет, черный он или белый, было невозможно.