Стеклянный человек

Я листал энциклопедию в надежде найти хоть еще кого-то, но все гении словно разбежались по другим дням. Седьмое октября было словно воронкой, оставшейся от падения астрологической бомбы.

Говорили, что в советское время это был День Конституции, но потом его отменили. День из красного стал серым… Я и Гиммлер с кровавой пастью одиноко ели торт.

Но шло время. Из газеты про звезд я узнал, что в этот день родился музыкант Том Йорк. Хоть что-то! Потом проскочила информация, что 7 октября – день сотворения мира в иудаизме. Уже неплохо!

А потом по телевизору сказали, что в этот день родился Путин. Владимир Владимирович Путин. А я Валерий Валерьевич Печейкин. И мы похожи.

И вот уже двадцать лет телевизор напоминает всем, кого нет в соцсетях, что меня нужно поздравить. Потому что поздравляют его.

Но знаете что? За эти годы я стал намного лучше относиться к Нильсу Бору и его квантовой теории спектров.

С праздником, Нильс!

Первый подарок

Вспомнил, что мне подарили на первый день рождения.

Мне 4 года, и мне дарят игрушку. Я спрашиваю, что я такое сделал. Оказывается, у меня день рождения – оказывается, этот день принято отмечать. Я радуюсь и одновременно огорчаюсь, так как не помню подарков на 3, 2 и 1 год. Сэкономили? Ладно…

Подарили деревянного Винни-Пуха с лапками на резинках. Я сразу отрываю одну лапу. Пух становится калекой, я прошу родителей поменять игрушку на новую. Ну, говорят мне, извини – теперь в следующем году. Я рыдаю: целый год! Лучше бы не дарили ничего, лучше оставили бы в неведении. Вместо этого: слезы, расчлененный Винни. Как говорил Екклесиаст, «он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком». К вечеру я перестаю плакать, во мне растворяется первое детское отчаяние и осознание того, что я убийца. На следующий год мне подарят пожарную машинку, я тоже сломаю ее, но чуть позже. Потом будет еще какая-то игрушка, а потом подарки начнут совмещать с необходимостью – школьный ранец, пенал, ботинки. Потому что накануне я уничтожил новые.

С тех пор день рождения, едва начавшись, изводит тем, что через несколько часов закончится. Как женщина не нужна 9 марта, как мужчина – всегда.

Страшней всего день рождения ближе к вечеру – когда хороших слов наговорят столько, что можешь стать донором комплиментов. Как же хорошо, что я не пью алкоголь. Печально видеть, как именинник превращается в роман-реку и стримит о том, что ему интересно. А все такие: чувак, уже как бы другой день, восходит заря безразличия. Я бы говорил о музыке, о нейросетях, о Кафке, а потом включил бы Fog Tropes Ингрэма Маршалла и смотрел, как расходятся гости. И мысленно видел, как светится в Кремле одно окошко – кабинет Путина. У него ведь тоже – сегодня. Но он тоже не пьет, как и я. Поэтому мы ничего не сказали. Мы просто помолчали, подумали. Я – о нем, он – о ничем.

С днем рождения тех, кто будет после нас.

Кумулонимбус и нимбостратус

В детстве нельзя было материться. Помню, как я довел мать до слез, принеся домой слово «п*****с». «В школе так сказал Дима Ковтунов. Мама, а что это такое?» – «Тебе отец объяснит!» Отец не объяснил. Объяснила жизнь…

Но однажды я нашел мат без мата. В энциклопедии «Вселенная и Земля» я прочел два слова. Кумулонимбус и нимбостратус. На самом деле ничего такого, кумулонимбусы – это кучево-дождевые облака, какие ходят сейчас над Москвой. А нимбостратусы – это слоисто-дождевые, какие затягивают небо осенью и наводят тоску.

Эти слова стали для меня самыми страшными ругательствами. В кумулонимбусе слышалось что-то вульгарное. А в нимбостратусе – тут и объяснять ничего не нужно. Как будто кто-то [какашка].

Я сделал эти открытия классе во втором и блистал ими класса до пятого. И блеснул однажды на уроке географии. В этот день проходили тему облаков. Одноклассник Дима Ковтунов на вопрос училки, какие они бывают, сказал: «Тучи». Все смеялись. А я сказал: «Кумулонимбусы и нимбостратусы!» Все молчали. Но потом смеялись.

В другой раз нас попросили сделать устный рассказ о любимой птице. Дима Ковтунов рассказал про ворона, Настя М. – про голубя, а Валера Печейкин встал и сказал: «Моя любимая птица – желтогорлый рогатый жаворонок». Его я нашел в сборнике открыток «Природа Алтая». И мне показалось, что он – это я в мире птиц. Жаворонок выглядел как маленький черт. Как я.

Произнес я его имя как «желтоголлый логатый заволонок», потому что картавил. Отец тогда прочел, что для борьбы с картавостью нужно повторять слово «трамвай». Помню, как я сидел и говорил: «Тламвай, тламвай, тламвай…» Сказать «трамвай» не получилось ни разу. Но я обнаружил важный побочный эффект. Повторение одного слова вводило в наркотическое состояние. В нем слово «трамвай» полностью теряло свой смысл. А во-вторых, в него, как вода из кумулонимбуса, ливнем хлынули все прочие смыслы.