Стеклянный дом

Петер услышал чей-то крик и увидел, как Морган Аксбергер пустился бежать. Крик был его собственный – настолько оглушительный, что мог бы до смерти перепугать всех птиц, молча сидевших до этого момента на деревьях. Теперь они в панике взвились в воздух и устремились в небо.

Петер отбросил телефон, словно обжегся. Голос Алекса пропал, но исчез и Морган Аксбергер.

– Стоять!

Аксбергер остановился, услышав за собой тяжелые шаги Петера.

– Это правда?

Он продолжал кричать. Повторял одну и ту же фразу снова и снова.

– Это правда? Он мертв?

И наконец – усталый взгляд Моргана Аксбергера.

– Да. А ты как думал, черт подери?

На мгновение время остановилось. Ни звука, ни движения.

Джимми мертв.

И для Петера привычная жизнь закончилась навсегда.

К этому он никогда не сможет привыкнуть.

Петер поднял пистолет, прицелился и дважды выстрелил.

И вновь наступила тишина.

Начало мая

64

Фредрика Бергман была глубоко убеждена, что зеленую зону Крунубергспаркен часто недооценивают. Вся эта зелень на неровных холмах поначалу казалась кошмаром для тех, кто приходил сюда с коляской, но каждый, кто однажды заставил себя втащить коляску на самый верх, к детской площадке, точно еще не раз вернется сюда.

Фредрика и Алекс взяли по салату в кафе «Вурма» и поднялись по зеленым холмам.

– Вот тут, – сказал Алекс.

Скамейка на солнышке.

Они уселись и стали есть.

– Как дела у Спенсера?

Фредрика не знала, что ответить.

– Он восстанавливается.

– Ему, наверное, пришлось очень тяжело. На его месте я чувствовал бы себя чертовски плохо.

– Пожалуй, его больше всего мучает предательство коллег, – сказала Фредрика, ковыряясь вилкой в своем салате.

Спенсер. Ее любимый, ее спутник жизни. Последние события ранили его куда сильнее, чем прошлогодняя автокатастрофа.

– Ты должен оставить все это позади, – шепнула ему на ухо Фредрика всего лишь вчера вечером. – Ради меня и Саги.

Он не ответил, и его молчание мучило ее.

– Хорошо еще, что его признали невиновным, – сказал Алекс сухо. – Иначе было бы еще хуже.

Небольшое утешение. Прокурор счел доказательства недостаточными для передачи дела в суд. Спенсер по-прежнему находился в отпуске по уходу за ребенком. Даже заговорил о выходе на пенсию, чем привел Фредрику почти в отчаяние.

– Этого нельзя допустить, – сказала она на днях подруге, когда они пошли пропустить по бокальчику вина после работы. – Если он уволится, от него вообще ничего не останется.

Фредрика отогнала мысли о Спенсере.

– А когда вернется домой наш друг Хокан Нильссон?

Этот парень водил их за нос с первого дня следствия, а потом исчез со своего катера. Однако в современном обществе бежать за границу куда сложнее, чем тридцать лет назад, когда Юхан Альдрин скрылся в Норвегии. Хокан успел добраться только до Афин, а там его обнаружили и прибрали к рукам греческие власти.

– В конце недели его посадят на самолет и отправят домой, – сказал Алекс.

«Домой – куда?» – подумала Фредрика. Один из членов следственной группы вылетал в Афины и допрашивал Хокана после задержания, в первую очередь для того, чтобы раз и навсегда внести ясность в его действия.

И тут Хокан наконец-то все рассказал.

Накануне исчезновения Ребекки он обнаружил у нее снимок с УЗИ и потребовал ответа. Почему она ничего ему не рассказала? Именно тогда она и заявила, что не уверена, он ли отец ребенка. По словам самого Хокана, он совершенно потерял рассудок, узнав, что у нее был другой любовник. Он просил, умолял, требовал, но она отказалась назвать имя.

В конце концов Хокан, окончательно утратив власть над собой, в слепой ярости крикнул Ребекке:

– Берегись! Я убью тебя, чертова шлюха!

В тот же день он пожалел о сказанном, однако Ребекка не захотела с ним разговаривать. А потом исчезла. А Хокан сделал все, чтобы разыскать Ребекку, желая отвести внимание полиции от себя самого. В какой-то момент он почти уверился, что именно его слова заставили ее исчезнуть. Страх быть обвиненным в том, чего не совершал, сменился мучительными угрызениями совести.

Когда же было обнаружено тело Ребекки, Хокан снова испугался, что его обвинят, и решил рассказывать как можно меньше – что по иронии судьбы лишь усилило подозрения полиции.

Следователь закончил свое резюме замечанием, что состояние Хокана весьма плачевно, и потому он попросил греческие власти не спускать с беглеца глаз, дабы уменьшить риск суицида.

– Должно быть, он чудовищно одинок, – проговорила Фредрика.

– Хокан? Да уж, тут нечего сказать. Похоже, у него не было никого, кроме Ребекки.

– И та не захотела быть с ним…

Фредрика сглотнула и сменила тему разговора:

– Как там дела у Петера?

Алекс на мгновение замер.

– Мы узнаем что-либо не раньше июня. Однако рассчитывать особо не на что, это я точно могу сказать.

– Он говорит, это была самооборона.

– Еще он утверждает, что Теа Альдрин заговорила. А она больше никому не сказала ни слова. Придется признать, что из-за смерти Джимми у Петера помутился рассудок. Он просто был не в себе.

– Но если не Теа Альдрин рассказала ему, что Аксбергер увез Джимми, откуда он это узнал? С чего он взял, что ему надо именно на Стурхольмен?