На людной улице резать меня не очень-то сподручно, а вот сейчас, в людской давке, никто ничего даже не заметит. Троллейбус уже подкатывал к очередной остановке, когда между мной и передней дверью оставалось всего несколько человек. И тут на моем пути встала спина, которая умудрялась загораживать практически весь проход. Это была не спина, а китайская стена, которую не обойти, не объехать. Здоровенный, как высоковольтная опора, дядька в мятой серой рубахе с пропитанными потом подмышками держался раскидистыми ручищами за металлические поручни сразу с обеих сторон прохода и явно не собирался меня пропускать.
— А ну осади, — не посчитав нужным даже обернуться, пророкотал он в ответ на мои тщетные попытки взять приступом охраняемый им рубеж. — Небось все тут сходим.
Вы-то тут сойдете, а я-то тут останусь, мелькнула полная безнадежности мысль. Почти физически ощущая, как нож вот-вот с хрустом войдет мне под лопатку, я последним отчаянным усилием нырнул вперед, буквально по головам возмущенно орущих, толкающих и матерящих меня граждан, мирно сидевших до того на передних местах, проскочил, протиснулся, протырился к выходу и, едва дверь с усталым вздохом отъехала в сторону, натуральным образом выпал из троллейбуса на асфальт.
Но залеживаться в мои планы не входило. Вскочив на ноги, я резво бросился вперед по ходу движения, потому что в противоположную сторону бежать не имело смысла: там могла ждать зеленая «беэмвуха». Обернувшись на бегу, я увидел, что и Бурый Пиджак, и Чугунная Болванка несутся за мной. Впрочем, когда позади осталась первая стометровка, я, глянув вперед, обнаружил прямо по курсу Линялого и рядом с ним еще кого-то, чьи очертания из-за того, что все прыгало в глазах, было не разобрать: надо полагать, они на машине обогнали нас и теперь вышли для торжественной встречи. Времени на обдумывание, что делать, практически не оставалось. Цейтнот.
Спереди и сзади люди, которые хотят меня убить, слева сплошной поток несущихся по проспекту машин, справа забор какой-то стройки с распахнутыми по широкой российской привычке воротами. Цугцванг.
Кругом по тротуару брели озабоченные собственными делами пешеходы, мимо катили автомобили, но у меня сразу сложилось в голове, что на помощь со стороны рассчитывать не приходится. Если я хоть на секунду остановлюсь, чтобы кому-то что-то объяснить, все произойдет так быстро, что никто не успеет не только помочь, но даже понять. В последней безумной надежде я еще раз окинул взглядом окрестности в поисках хоть какого-нибудь патрульного, хоть гаишника на худой конец. И не найдя, выбрал ворота.
Может, показалось, а может, и впрямь на мелькнувшей передо мной в последний миг неотчетливой, как смазанная фотка, роже Линялого сияла злорадная ухмылка. Да, охотники загнали зверя в капкан и теперь могли ликовать.
На стройплощадке гонка резко снизила темп, из спринтерского забега превратившись в кросс по пересеченной местности. Я бы сказал, очень сильно пересеченной. Похоже, это вообще не было стройкой в обычном смысле слова, а скорее реконструкцией старинной пятиэтажки — все пространство перед кряжистым потемневшим от времени каменным домом было завалено его вывернутыми наружу внутренностями. С ходу перемахнув через две кучи мусора, на третьей я споткнулся и полетел на землю, больно ударившись коленкой и грудью об раскиданные повсюду кирпичные обломки. Впрочем, моим преследователям приходилось не легче, поэтому мне удавалось держать прежнюю дистанцию между нами до самого дома. Но когда до ближайшего парадного с сорванной дверью, зияющего черным провалом, как разинутый рот удавленника, оставались считанные метры, у меня снова забились в голове уже не мысли даже, а какая-то дробная морзянка из отдельных слов-понятий: куда? — вокруг! — успею? — нет!!! — в дом, наверх!..
И я прыгнул в этот провал, как в омут, пролетел четыре этажа и остановился только потому, что дальше двигаться не мог, не хватало дыхалки.
Но внизу уже торжествующе громко топали несколько пар ног, и надо было на что-то решаться. В мутном свете, едва проникающем сюда из выломанных окон, я огляделся и обнаружил, что стою на площадке, чуть не до потолка заваленной битым кирпичом. Наверное, его выволакивали из уходящих вправо и влево квартир и сваливали здесь до тех пор, пока не образовались две огромные груды, между которыми оставалась лишь небольшая тропка.
Что там дальше? Еще один этаж? И крыша?
А потом что? Красивый полет над вечерним городом?..
Топот приближался. В пролете уже показались первые макушки охотников за моей жизнью. Вдруг ощутив в себе поднявшуюся откуда-то из генных глубин первобытную ярость своего хищниками загнанного на скалу пещерного предка, я схватил здоровенный обломок стены и швырнул его вниз. Не знаю, удалось ли мне в кого-нибудь попасть, но грохота и пыли поднялось предостаточно. А главное, преследователи сдали назад, и оттуда, из-под лестницы, послышалась глухая ругань.
— Давай по одному, обормоты! — крикнул я, воодушевленный успехом, взвешивая на руке новый обломок. — Тут на всех хватит!