Стеклянный дом, или Ключи от смерти

Макс, правда, не теряет времени даром. Пробивается к любимой, по ходу дела добывая убийственный (в данном контексте читай — в буквальном смысле) компромат на главаря похитившей Ольгу банды и его ближайших помощников. Сил ему придает то, что в последний момент перед тем, как ее похитили, Ольга успела сказать Максу: у них будет ребенок...

Боевик как боевик: в конце концов, герой, ясное дело, обнаруживает, где скрывают его возлюбленную, и проникает туда. Но положение Макса кажется безнадежным: кругом десятки вооруженных врагов, с которыми ему не справиться в одиночку. Кажется, это почти развязка. Он выкладывает Ольге все, что знает о похитивших ее бандитах, она искусственно стимулирует и так приближающуюся волну ненависти. В большой и очень убедительно описанной сцене перестрелки все преступники погибают.

Зевнув, я перевернул страницу, рассчитывая найти там эпилог, но, оказывается, еще ничего не кончилось. Главарь бандитов с трогательной кличкой Зюзя перед тем, как испустить дух, успевает в последний раз напакостить. Оказывается, он тоже собирал компромат — на Макса. И узнал, что из полиции его уволили за то, что в погоне за грабителями, обчистившими банк, он случайно убил невиновного, какого-то бомжа из бывших опустившихся троллей. Спасая честь мундира, дело это тщательно скрывали, но тайное стало явным. Подыхая, Зюзя с предсмертным злорадством рассказывает Ольге о том, что на Максе — невинная кровь, тоже смертный грех. И она обреченно ощущает, как в ней снова возникают злоба и ненависть, готовые уничтожить ее любимого...

Тогда она делает то единственное, что еще остается в ее власти. Попрощавшись с Максом, вскакивает на подоконник и прыгает вниз с двенадцатого этажа. Спасая его, но уничтожая себя и того еще нерожденного ребенка, в котором тоже течет древняя кровь эриний...

Гарнитура «Таймс», тираж 100 000 экземпляров, отпечатано с готовых диапозитивов на Тверском полиграфическом комбинате. Сентиментальная публика рукоплещет. Чего-чего, а неожиданные повороты сюжета Котик находить умел.

Утро наступило. Я умылся, сварил себе кофе и уже собрался уходить на работу, когда, заглянув в комнату, обнаружил, что Верка не спит, а лежит, безучастно глядя в потолок. Заметив меня, она не повернула головы, но пробормотала себе под нос, однако так, что я услышал:

— Как только получу наследство, уеду в Швейцарию лечиться.

26. Дом расколовшийся

Прокопчик уже ждал меня в конторе. Работать мы сегодня должны были начать с самого раннего утра. Одновременно с Забусовым.

Но банкир разочаровал нас. Сразу из дому проехав к себе в офис на Покровке, он оставался там аж до четырех часов вечера. Злые, голодные, мы с Тимой сидели в его «восьмерке» на другой стороне улицы, мелко ссорились и гадали, тронется ли он сегодня вообще куда-либо. Дождались мы только в четверть пятого.

«Мерседес» цвета морской волны в сопровождении охраны выплыл из ворот и направился по бульварам в сторону Тверской. Мы покатили за ним, особо не приближаясь: конечно, в городских условиях бипер позволял отслеживать его передвижения не так хорошо, как где-нибудь на сельских просторах, но общее направление помогал удерживать. Разговоры в салоне слышны были хорошо, но их, к сожалению, пока было немного, да и содержание большого интереса не представляло. Забусов беседовал несколько раз по радиотелефону — отдавал распоряжения подчиненным, требовал срочно выкупить какие-то векселя, мелькали малопонятные слова «свифт», «камбио», «дисконт», «цессия». Потом позвонила мадам банкирша, из обмена репликами можно было понять, что супруги сегодня вечером собираются посетить оперу. В процессе своих передвижений Забусов посетил Госналогслужбу на Ильинке, потом Центробанк на Житной, и когда казалось, что он вот-вот повернет обратно к себе, так ничем нас и не порадовав, тоненько заверещал сотовый, и мое сердце затрепетало.

— Ну зачем же, — рокотал банкир в трубку, — давайте лучше на природе. Скажем, Воробьевы горы устроят? Тогда через час. На смотровой площадке.

— Отрываемся, — скомандовал я ничего не понимающему Прокопчику. — Похоже, это как раз тот самый случай, когда место встречи изменить нельзя.

По Комсомольскому проспекту мы вылетели на метро-мост, завернули наверх ко Дворцу пионеров, докатили до Калужской заставы, развернулись и, руководствуясь моими указаниями, нырнули в уже знакомую мне боковую аллею, ведущую вниз с горы. Вскоре мы оказались на пустынной набережной, но задерживаться здесь не входило в мои планы. Мы снова углубились в поросшую деревьями и кустарником гору, на этот раз по кривобокой малопроезжей грунтовой дорожке. Там я нашел маленькую полянку, где приказал Прокопчику остановиться и окопаться.

Выйдя из машины, я провел рекогносцировку. Сквозь густую листву набережная была видна, но плохо. Однако ближе подъезжать мне не хотелось. Достав из сумки фотоаппарат с сильным телеобъективом, я вручил его Прокопчику. Но этот подлец, быстро, видимо, сообразив, что условия съемки — те еще, и в случае чего все шишки достанутся ему, объявил: