Стеклянный Джек

– В Системе немало укромных местечек, думается мне, – сказал он. – Но это означает ссылку. Бегство. По отношению к индивиду смерть всегда представляет собой разрыв, насилие. Но в общем масштабе смерть есть гауссова кривая, которая уравновешивает космос. Без неё ничто бы не работало, всё бы рухнуло, погрязло в мусоре и застое. Смерть – это поток. Это необходимая смазка вселенской машины. Сама по себе она не заслуживает ни восхваления, ни порицания.

– Но ведь смерть всегда индивидуальна, – тихонько возразила Диана. – Для того, кто умирает.

– Ты права, – согласился он. Теперь он соединил руки перед собой, сплёл пальцы в замок. – Нам и вправду следует оценивать её с двух сторон, ты права. Если воспринимать смерть только в общей перспективе, станешь чудовищем. С другой стороны, если будешь видеть во всём только личное, то политика, которая определяет жизнь триллионов людей в этой системе, станет вещью совершенно непонятной.

– Ты безжалостен, – сказала Диана.

– Нельзя свергнуть фашистского диктатора, оставаясь лучше, чем он сам. А всё потому, что каждый из нас, по определению, лучше, чем фашистский диктатор.

– Я слишком молода, чтобы возглавить революцию.

– Ха! – с улыбкой воскликнул Яго. – Дело не в возрасте. Дело в состоянии души. Это вопрос… стойкости, только и всего. Итак, у меня для тебя есть новости, и я думаю, что ты их воспримешь хорошо. Но я не уверен.

– Какие новости?

Яго ответил не сразу. Сначала он огляделся по сторонам. Айшвария – или, возможно, какие-то другие обитатели пузыря – развесила множество призм и прозрачных шаров возле стен, целыми гирляндами и созвездиями. Когда конструкция поворачивалась и солнечный свет проникал в окна, кристаллы отбрасывали полосы радуг и разноцветные яркие пятна, от кроваво-красного до желтого, от зелёного до индиго, который в более концентрированном виде был бы одного цвета с космическим вакуумом. Цветовые блики и решетки непредсказуемым образом играли на листве разнообразной внутренней растительности.

– Бар-ле-дюк прибыл прямо ко мне домой, – начал Яго. – Он появился почти сразу же после того, как мы причалили и разгрузились. Он знал, что мы там. Как он мог узнать? Я ему не говорил, Сафо тоже. У неё не было возможности с ним связаться, даже если бы она и захотела.

– Ну так ведь и я ему ничего не говорила! – возразила Диана.

– Нет, говорила, – сказал Яго. – Не нарочно. Но ты говорила с Евой. Она воспользовалась этим разговором, чтобы подсадить жучка к корабельному ИскИну Должен признать, неимоверно хитрая оказалась штуковина. Чего-то в этом духе я ожидал и потому внедрил в игру цифровую ищейку, одну из лучших. Вирус разлетелся на что-то около восьми миллионов самостоятельных прионов, и они разбежались по всем направлениям. Неимоверно трудно было вычистить весь этот код. Я решил, что отыскал все кусочки, но, как теперь ясно, ошибся.

Диана пристально глядела на него:

– Это какой-то бред, или шутка, или еще какая-то… да ведь?

– Это самая правдивая правда.

– Мы говорим о моей сестре.

– Мне… – Яго окинул взглядом разнообразные постройки, распорки, верёвки, сотню оттенков зелёного и яркое трапециевидное пятно света от главного окна, а конструкция тем временем медленно поворачивалась. – Мне жаль, – закончил он.

– Жучок всё ещё активен?

– Нет. То есть я надеюсь, что нет. В смысле искренне уверен, что нет. Он пристроился на штифте стандартного инфофильтра «Ред Рума». Я его обычно не выключаю, потому что… ну, корабль, изолированный от общего инфопотока, выглядит подозрительно на фоне остальных. Но теперь я вычистил код отовсюду и отключил «Рум», так что не думаю, что сейчас за нами следят.

– Ева, – медленно и чётко начала Диана, словно Яго мог по какой-то причине не понять смысла ее слов, – моя сестра, и даже больше, чем сестра. Зачем ей такое делать? Если это она сделала?

– Условное предложение, – заметил Яго. – Видишь ли, я как раз это и пытаюсь тебе объяснить. Система жестока и не прощает ошибок. Если ты откажешься играть по её правилам, она тебя уничтожит. Весь вопрос в том, как быстро твой разум сможет адаптироваться к жестокости. Такова истинная суть моего дара на твой последний день рождения. Ты должна была увидеть, что произойдёт с твоими способностями накапливать данные и решать задачи, когда «что если» превратится в «так и есть». Когда фикция в виде одного вероятного убийства в одном из триллиона вероятных миров обратится в настоящий труп на твоём пороге.

– Но зачем Еве это делать? – повторила Диана ровным голосом. – Она же моя сестра. Моя сестра.

– Зачем? Ради власти, я думаю. И вообще. Сам факт, что Улановы подорвали Тобрукский плазмазер только ради того, чтобы не дать Еве попасть в космос, с самого начала не вписывался в общую картинку. Почему бы просто не арестовать её? Это была дымовая завеса. Завесы вызывают у меня подозрения.

– Ты всё это время её подозревал?

Он кивнул:

– Думаю, что и ты тоже, хотя вряд ли позволяла себе это осознать.

Диана сказала:

– Но ведь она моя сестра.