Стеклянный Джек

Но и это не соответствовало истине. Хотя людей стало меньше, пространство парадоксальным образом сжалось. Никто из них не мог выбросить из головы тот факт, что в комнате по левой стороне туннеля спрятаны два трупа. Во тьме они казались громадными – куда больше, чем при жизни. Ничего уже нельзя было изменить. Хуже всего было то, что дух жестокого насилия выманили из той глубокой норы, где он таился до сих пор, а обитать бок о бок с этим духом весьма некомфортно.

На протяжении нескольких дней Давиде внушал Гордию и Жаку, что теперь только они двое будут бурить, – поскольку его и обоих его друзей уже тошнит от бурения. Но так продолжалось недолго. По правде говоря, бурение было хоть и нелёгким, но развлечением. Через два дня все работали по очереди, как и раньше.

Давиде также забрал себе стекло Жака.

– Мне нужна какая-нибудь медалька, – сказал он. – Это сойдёт.

Жак сдался без боя. Это ничего не меняло.

– Ты и не собирался делать из него окно, верно? – ухмыльнулся Марит. – Ты не будешь по нему скучать. Можешь сделать себе ещё одно!

Жак не ответил. Нового куска необработанного стекла у него не было; остались только мелкие осколки, которые он подбирал и хранил при себе, пряча в спутанных волосах. Когда на него никто не смотрел, он иногда мог шлифовать один из этих кусочков. Теперь его не беспокоила невозможность поработать с большим куском.

Передел власти принёс тройке лидеров не слишком много удовольствия. Разговоры стали редкостью. Ледяную жилу раскопали, ганк рос сам по себе, и они начали расширять комнаты, принадлежавшие альфам. На самом деле им оставалось одно: ждать. В сущности, больше делать было нечего. Давиде и вовсе погрузился во что-то весьма напоминавшее депрессию.

– Что вы скажете спасательной команде, когда она прибудет через десять лет? – однажды спросил Жак у Давиде.

– Скажем, что это вы их убили! – проворчал Марит, подслушав. – Вы с толстяком! Или… мы скажем, они убили друг друга! Кто возразит?

– Никто, – признал Жак.

Единственным позитивным результатом – если вообще можно было говорить о подобном – было то, что случившееся вышибло Гордия из фуги[11]. Он уже не бормотал себе под нос и, поскольку температура окружающей среды постепенно росла, почти не дрожал. От новой туники он оторвал лоскут и перевязал ослепший глаз, словно пират. К нему изредка возвращалась прежняя болтливость.

– Они угомонились, – негромко сказал он Жаку, – Знаешь, почему? Потому что сбросили пар. Но он опять накопится, и в следующий раз жертвами станем мы с тобой.

– Очень вероятно, – согласился Жак.

– Ну и как же твой план побега? – прошипел Гордий. – Можно его как-то ускорить?

– Если желаешь, – устало проговорил Жак.

Гордий воззрился на него, не понимая, шутка это или нет.

– Серьезно? Потому что, поверь мне, нам надо отсюда выбираться. Они уже съехали с катушек! Мы следующие! Но разве тебе не нужно твоё окно? Твой кусок стекла?

Жак покачал головой.

– Не имеет значения, – сказал он. Его охватила печаль. А от печали, как и от жутких физических ощущений, которые он испытал, когда уровень кислорода упал до опасно низкого уровня, его душа не могла спрятаться.

– Так эта история со стеклом – всего лишь отвлекающий манёвр? – наседал Гордий. – Фальшивка?

Умно! Ты сбил их со следа. Так в чём же заключается твой план? Теперь-то уж точно пришла пора всё мне рассказать!

– Всё фальшивка, Горд, – сказал Жак. – Нет никакого плана. И не было. Как отсюда вообще можно сбежать? Я лишь хотел как-то убить время до тех пор, пока гонгси не пришлет за нами корабль, через десять лет или в тот момент, когда им захочется заглянуть на огонёк.

Гордий пристально посмотрел на него и решил не верить услышанному.

– Ну да! – сказал он. – Конечно!

– Я тут не из-за политических преступлений, – сказал ему Жак. – Знаю, ты так решил: ты поторопился с выводами. Я никогда не называл себя политическим заключенным. Не в этом дело. Я здесь потому, что блюстители порядка перепутали меня с другим человеком. Сейчас, наверное, они уже поняли свою ошибку или совсем скоро поймут. То, из-за чего я им нужен, серьёзней любого политического преступления. Намного серьёзней. Когда они вернутся за вами, меня ждёт стирание личности.

– Ты невиновен? – выдохнул Гордий, широко распахнув единственный глаз.