И они со мною согласились. И, вернувшись, мы не нашли уже Книги. Только та женщина, неподвижная и безгласная, лежала посреди поляны. Я схватил ее за плечи, спрашивал, спрашивал, но пусты, бессмысленны были ее глаза, говорившие лишь о том, что ответа дожидаться бесполезно.
И мы ушли, но вскоре я заметил, что никто не в состоянии ответить отказом ни на одну мою просьбу; каждый становился необыкновенно добр в моем присутствии. И я догадался, что разгадка в кольце!
Я был снова счастлив, г-н Аусель, в этом сне, как в свои давние лучшие дни. Я пользовался этим даром со щедростью и полагал, что дарю людям счастье, они ведь становились добры и друг с другом! Это было прекрасно!
Но опять – до поры. Прелестная женщина согласилась выйти замуж за ненавистного ей дрянного человека – сделалась так добра, к несчастью всей дальнейшей жизни. Надзиратели по доброй воле выпустили из тюрьмы потрошителя: наученный не попадаться, он вскоре опять принялся за свое ремесло-Дар оказался преждевременным. Должно быть, он предназначался тому, кто узнает Книгу до конца, но не было еще такою человека.
Сняв кольцо, я бросил его в воду.
Проснулся я с думою об избавлении. И вот тут, это и случилось!..
Я весьма заботился о том, чтобы не выделяться из толпы, и Вы г-н Аусель, встречали меня не раз – и, конечно же, не запомнили. Теперь иве, сидящему в кресле, причиняло неловкость что-то непривычное: это была огромная, во всю грудь, пышная седая борода!
Жизнь моя окончена, остаток ее посвящу заботе об освобождении. Если я не мог жить как все, то хочу, по крайней мере, умереть по-человечески – не как крыса в этом проклятом подземелье!
Да, конечно, я могу покидать его когда вздумается и даже сейчас нахожусь не там: я давно облюбовал достойное убежище на воле и намерен, освободившись, провести в нем остаток своих дней. Моя комната тиха и уютна, окно открыто в парк, я слышу крики птиц и шелест листвы, различаю запахи подступающей осени. За обыкновенном столом я пишу Вам письмо, которое будет отправлено по почте Вот она, жизнь, какая мне по сердцу! Никому из окружающих не закрадывается в голову малейшего подозрения, даже мой обычай держать дверь всегда на запоре объясняют старческой причудой.
Но, г-н Аусель, стоит уснуть или крепко задуматься – и Вы догадываетесь, что происходит. А ведь с каждым днем мне труднее передвигаться и процедура возвращения, все же требующая усилий, кажется ужаснее и отвратительнее. Пуще всего боюсь, что когда-нибудь не смогу этого сделать.
Попыток избавления предпринято было немало, ни одна не оказалась удачна: ведь действовал я наугад, не имея доныне объяснения чудовищной своей судьбе. Возможно, что я не оказался достаточно настойчив, когда еще хватало сил, что существовал более достойный выход, чем свалить ношу на чужие плечи. Поздно пришедшая догадка обличает вновь мою несостоятельность, однако и каяться поздно!
Впрочем, это было затеяно поначалу лишь в виде опыта. Я однажды предположил, что недоступное мне может сделаться доступным для других, не подвластных никаким зарокам. Честный нотариус получил известные Вам указания, которые весьма его удивили: я готов был на любые условия, ничуть не веря в успех, проявил крайнюю неосторожность. Как был я поражен, узнав, что и нотариус, и все им приглашенные нашли без труда дорогу в покинутый, забытый миром городок, сознаюсь, это повергло меня даже в трепет. На мое счастье, среди вас не нашлось человека с воображением, никто, как догадываюсь, не проник в истинный смысл предложенных условий, а потому все требования, включая даже Ваши, г-н Аусель, оказались далеко не чрезмерны!
Они могли быть любыми – и были бы все непременно исполнены, как исполняются в свой срок без остатка уже высказанные пожелания, за исключением тех, которые вступают в несовместимое противоречие, – тут дело решается в пользу того, кто высказался первым. Своими руками вы изготовили себе судьбу, таково было ваше право, такова цена моей свободы.
Нет смысла спрашивать у меня, как и когда сбудется все занесенное на скрижали г-на Когля, я не могу этою знать и не смею вступать в дальнейшие разъяснения: мы касаемся опасной темы. Для себя я хотел немного: лишь надеялся, что, когда городок будет вновь населен, кто-то пойдет опять прогуляться по лесу, кто-то откроет дверь… Но сразу вспоминается сказка о перевозчике. Случались минуты уныния, я все же, г-н Аусель, сознательно я никогда и никому подобной участи не пожелал!