Стеклянный лес

Она настолько ошалела от счастья, что крепко обняла мужа, совершенно не подумав о его состоянии. Генри вдруг начал заваливаться, и Силья разжала объятия и сделала шаг назад. Опершись на трость, Генри восстановил равновесие, и взгляды супругов встретились.

– Прости, – прошептала Силья.

Генри, ничего не говоря, посмотрел на жену так, словно никак не мог взять в толк, кто она такая.

На крыльце дома появилась Микаэла, державшая на руках Руби.

– Познакомься с дочерью, – произнесла Силья. – И с моей матерью Микаэлой.

Микаэла протянула зятю девочку, глаза Генри расширились от восхищения, и в душе Сильи блеснул луч надежды.

– Она красавица, – прошептал он и пощекотал девочку под подбородком. – Привет, красавица Руби.

А затем неуклюже протянул Микаэле левую руку, так как правой сжимал трость.

– Мэм.

Микаэла кивнула и пожала руку зятя.

– Идемте в дом, Генри.

Развернувшись, она зашагала вверх по лестнице. Генри и Силья молча последовали за ней.

Ночью Силья попыталась вызвать мужа на разговор.

– Расскажи мне, что случилось, – прошептала она. – Расскажи, где ты был и что делал, когда тебя ранили.

В тусклом свете, лившемся из окна, Генри повернулся к жене.

– Силья, – его голос звучал спокойно и решительно, – я скажу это только один раз и больше повторять не буду: я не хочу говорить о том, что случилось. И больше никогда меня об этом не спрашивай.

– Хорошо, в этом нет необходимости. – Пальцы Сильи скользнули к резинке его пижамных штанов. На эту новую атласную пижаму Силья потратила уйму денег. – Мы можем заняться чем-нибудь еще.

Однако Генри оттолкнул руку жены и зло произнес:

– Не можем. И никогда больше не будем.

– Никогда… не будем? – Силья покачала головой. – Что ты хочешь сказать?

Генри поморщился.

– Ты знаешь… куда именно… попали пули. – Он раздраженно поджал губы. – Мне сказали, что тебе известно, чего ожидать. Тебя ведь проинформировали?

Силья нахмурилась. У нее и правда состоялся весьма неловкий телефонный разговор с военной медсестрой.

– К тому времени как он вернется домой, с ним все будет в порядке, – заверила Силью медсестра. – Если не сразу, то со временем уж точно. Дома ведь… и стены помогают.

– Я понимаю, – ответила Силья, прижимая трубку к уху и наблюдая за Руби, складывавшей на ковре кубики с буквами.

– Просто будьте с ним терпеливы, дорогая, – по-матерински тепло продолжала сестра. Силья даже представила, как та потрепала бы ее по руке, не разделяй их расстояние. – Подарите ему свою любовь и привязанность. Ведь именно это нужно нашим парням, вернувшимся с войны и пытающимся стать прежними.

Теперь, сидя рядом с Генри в кровати, Силья сказала:

– Мне сказали, что все будет хорошо.

Но ведь ей сказали не это, верно? Силья пропустила мимо ушей предупреждение медсестры относительно времени, требующегося на выздоровление, ведь она была уверена, что все будет замечательно после того, как Генри окажется в ее объятиях.

– Прости, что поторопила тебя, Генри. Мне не стоило. – Она с надеждой посмотрела на мужа. – Но, может быть, скоро… в следующую ночь…

Генри откинулся на подушки.

– Силья, я ужасно устал и больше не желаю об этом говорить. Спокойной ночи.

С этими словами он отвернулся.

И тогда Силья сделала то, что и должна была сделать прежде всего, – дала ему время. На протяжении нескольких недель она не поднимала вопрос о супружеских отношениях и всячески показывала свою любовь, но делала это ненавязчиво – легонько целовала мужа в покрытую щетиной щеку по возвращении с занятий и нежно пожимала его плечо, желая спокойной ночи. Однако Генри реагировал натянуто и безразлично, никогда не отвечал жене взаимностью и не проявлял нежности.

Иногда Генри снились кошмары. Он выкрикивал неизвестные Силье имена – Уолтерс! Ченнинг! – а потом покрывался потом и начинал метаться по кровати. Ей оставалось лишь осторожно трясти его за плечи до тех пор, пока он не просыпался, уставившись на нее невидящим взглядом.

– Все хорошо, – мягко говорила Силья. – Ты дома, Генри. Ты в безопасности.

Ей ужасно хотелось заключить его в объятия, крепко прижать к себе и утешить, как оцарапавшего коленку ребенка, однако, когда Силья тянулась к нему, Генри хрипло говорил:

– Извини. Я в порядке. Ложись спать. – Затем поворачивался к жене спиной и отодвигался от нее как можно дальше.

И все же Силья цеплялась за слова медсестры как утопающий за соломинку, уверяя себя, что со временем все наладится.

На смену осени пришла зима. Дорожка к дому скрылась под слоем снега и замерзла. С фронта приходили новости о том, что армия Гитлера доживает свои последние дни, а Силья все ждала, что Генри положит конец холодности и отчуждению и однажды прижмется к ней, неуверенно возьмет за руку и шепотом спросит, готова ли она попробовать… Но этого так и не случилось.

Одной морозной январской ночью Силья снова подняла болезненную тему, пытаясь узнать, не стало ли Генри лучше. Лицо мужа приобрело кислое выражение.

– Мне не стало лучше, иначе я бы тебе сказал. Если же я ничего не говорю, значит, тема закрыта. – Он отвернулся и натянул одеяло до подбородка.