Стеклянный меч

История вина была такой: вскоре после разгрома императорской армии и отхода отряда Лимона сюда, в Долину, появился Гор, вольный старатель и контрабандист. Он-то и привёл изнемогающий отряд в это странное место, которое называл Воронкой. Здесь было тепло, здесь стояли дома и были благоустроены удобные сухие пещеры, здесь имелась еда, вода, топливо. Отсюда куда-то вели тайные ходы. Гор знал некоторые из них, он ходил в Пандею за сутки и в фермерский край за двое. Он был весел, смел, красив и таинствен. Зее втрескалась в него со всей щенячьей непосредственностью. Нет, ничего такого не было, просто… Просто. Лимон мрачнел, дёргался – и наконец отправил Гора и ещё двоих в Пандею, договариваться об убежище. Их долго ждали, но они не вернулись. Среди ушедших был Сапог, я его хорошо помнила. По пропавшим погоревали; впрочем, на фоне недавних огромных потерь эта потеря была какой-то стёртой, усталой. А потом однажды Зее проснулась среди ночи от разговора за занавеской. Они жили в пещере – вот тут, совсем рядом. Голос ей показался знакомым. Она выглянула – в кухоньке-прихожей сидел Лимон и курил. А кто-то большой и косолапый, в брезентовой накидке с капюшоном, как раз выходил наружу. И Зее показалось, что это Сапог. Кто тут был? – спросила она Лимона, и тот вдруг замялся, потом назвал одного из бойцов, но Зее всё равно казалось, что она со спины узнала именно пропавшего Сапога. А потом в кладовке она нашла санитарную сумку с дюжиной вот этих вот бутылок, обвязанных картоном и переложенных газетами. Лимон сказал, что их принёс Гор в свой предпоследний поход в Пандею. Но Зее знала бы, потому что Гор… в общем, знала бы. И потом она всё-таки немножко понимала пандейские буквы и цифры, и газеты были совсем свежие… Но она не стала ни о чём допытываться, потому что Лимон сразу начинал злиться. Вот так…

И вдруг я увидела Лимона. Он стоял за дверью, в тени, и молча смотрел на нас. Потом совсем неслышно отступил назад и пропал.

Князь

Вышли затемно двумя группами: одна – мы с Чаком и приданные солдатики, вторая – Зорах, два офицера и отделение матёрых пехотинцев старой школы, теперь таких не делают; эти шли то ли в засаду, то ли на выследку неизвестных, прикопавших пустые консервные банки. Начальство решило, что это и есть те то ли горцы, то ли пандейцы, что зарезали двух офицеров, сняли с них скальпы, но потом напоролись на бдительного капрала и потеряли одного своего. Может быть.

Хотя что-то мне тут казалось странным.

Тропу уже утоптали до состояния хорошей грунтовой дороги, да ещё ночью накатил морозец – идти было легко, и можно не беспокоиться о нежданчиках. Тем более что впереди шла группа Зораха – а он, совершенно очевидно, Долину понимал. Как капрал Варибобу…

Я, если честно, так и не въехал, чего конкретно Зорах от меня хотел, какой помощи. Возможно, он и сам толком не знал. Видимо, просто хотел заручиться поддержкой в критический момент.

…да, из того, что он мне рассказал, и из того, чего я не рассказал ему, вырисовывалась нерадостная картина. Получается, что через Долину – ну, или через другие ОО, всё равно, – к нам из соседних Саракшей проникает какая-то полуразумная зараза, и мы пока что сумели оборониться – совершенно случайно, отмахиваясь наугад, – но не факт, что одержали победу. Главное, что сам паразит не обнаружен. Да, неспроста Рыба сюда примчалась… возможно, что она и сама допёрла до этой идеи, умница ты наша…

Как-то очень быстро мы добежали до сворота с тропы. Здесь была треугольная полянка с шатром-деревом – но не лиственным, как в джунглях, а хвойным, с колючим материнским стволом и мохнатыми дочерними. Под ним и расположились капрал Ошш с боевой группой. Я, стараясь не командовать, предложил им разбить здесь временно-постоянный лагерь – потому что, по всей вероятности, нам сюда ещё возвращаться и возвращаться. Потом мы проверили рации и договорились об условных сигналах на случай, если речевой канал схлопнется – а это обычное явление в Долине; сигнал же вызова гораздо устойчивее. В общем, три длинных гудка – ребята идут по нашим следам и выносят нас, целых или мелко нарубленных… А пока – пусть жгут костёр, варят кашу и занимаются благоустройством.

Между тем рассвело. Стоял туман, но несильный, рассеянный – скорее, дымка. Холм в виде шлема проступал сквозь неё совершенно акварельно, я даже помнил известного художника, который работал в подобной манере, но фамилия вылетела из головы. Все его пейзажи были в такой вот туманной дымке – потом выяснилось, что у маэстро врождённое помутнение хрусталиков…

Где-то очень высоко, невидимые, перекрикивались хищные птицы.

Не хищные. Падальщики. Что-то они видели внизу, но не решались спуститься…

Мы двинулись по вешкам, поставленным Чаком. Молча дошли до первой «зыбки».

– Вот здесь меня начало прихватывать, – сказал Чак.

Я кивнул. Мне было не по себе: тревога, сомнения, угрызения чего-то-там-внутри, – но нет, не страх. Потом я посмотрел на холм. Он был какой-то ненормально большой. Он нависал.

Мы обошли «зыбку» и остановились покурить.