Там же, в шкафу, стояла банка с сердцем. Это было нелепо, но Матвей толком не знал, что с ним делать. Обратно в грудь не засунешь. Таскать с собой всюду не будешь. В лесу закопать? Но оно же бьется! Пока что Багров ограничился тем, что жирным маркером написал на банке:
Багров всерьез опасался, что Антигон с его страстью всюду совать свой нос что-нибудь учудит. Кикимор запросто мог, не разобравшись, накормить сердцем мимо пробегавшего песика с грустными глазами и мокрым носом, или ему просто могла понадобиться банка.
– Может, даже хорошо, что мы не совпадаем, – заметила Ирка. – Когда один психует – другой должен быть спокоен. Даже если он просто тормоз – и то сойдет.
– Это ясно как дважды два четыре! – сказал Багров рассеянно.
– Кто сказал, что четыре? – оспорила Ирка.
– А сколько? Шесть?
– Да вообще неважно сколько! Ты видишь, что дважды два четыре. Допустим. Это типично мужское мышление. Но ты не видишь, четыре – это хорошо или плохо? И если плохо, то есть ли смысл вообще умножать?
– Умножать всегда есть смысл.
– Это опять мужское мышление! Во всем увидеть принцип или закономерность. А наше женское мышление: все полюбить, всех понять и обо всех заботиться!
– Отлично! Тогда сегодня твоя очередь мыть посуду! Или снова возьмешь копье и скажешь, что ты на страже добра? – сказал Багров.
Ирка расхохоталась. Обижаться на Матвея долго было невозможно.
– А все равно два и два всегда четыре! Зуб ставлю! – продолжал Багров.
– Скажи спасибо, что я не Таамаг! Если б проспорил – она бы выбила! Просто из принципа! – заметила Ирка.
– Четыре!
– Две копейки и два рубля – четыре? А два голодных зайца и две морковки – четыре? А две тупости и два шмеля?
Матвей присвистнул и потрогал языком передний зуб.
– Действительно хорошо, что ты не Таамаг. Был бы еще один Буслаев, – признал он.
– Оставь Мефа в покое!
– Я его и не трогаю!
– Да уж! Ты никогда его не трогаешь.
Снаружи в люк что-то негромко стукнуло. Потом еще и еще. Ирка выглянула. Внизу стояла Радулга и нетерпеливо бросала шишками. Рядом переминался с ноги на ногу ее здоровенный оруженосец.
Ирка смутилась. Если бы к ней заглянули Бэтла, или Гелата, или Таамаг, или даже Фулона – она не особенно удивилась бы, но Радулга! Валькирии разящего копья просто так, за солью и спичками, к одиночкам не приходят.
– Поднимайся! – крикнула Ирка.
От усердия она добавила в голос столько бодрости, что сама себе не поверила. Обычная история, когда симулируешь чувство, которого нет.
Радулга мотнула головой.
– Нет. Это ты спускайся!
Ирка соскользнула по канату. Матвей хотел последовать за ней, но в живот ему уткнулся сверкающий наконечник копья.
– Назад, некропаж! – глухо приказала Радулга.
Когда-то она была ранена в шею, и теперь, когда сердилась, голос ее становился сиплым и точно сдавленным тисками.
Радулга отвела Ирку к кустарнику. Ее оруженосец остановился метрах в десяти, повернулся спиной и настороженно озирался, как охранник VIP-персоны. К груди он ненавязчиво прижимал здоровенный пакет, внутри которого угадывалось что-то массивное.
«Щит!» – поняла Ирка.
– Слушай внимательно, одиночка! Мы на военном положении! – сказала Радулга.
– Давно?
Валькирия разящего копья на секунду закрыла глаза.
– Со вчерашнего вечера.
Ирка недоверчиво посмотрела на нее.
– Мы же вчера встречались?
– Хаара с Вованом нас вчера развезли по домам и поехали к себе. По пути Хаара случайно засекла курьера мрака и уложила его. Говорит, бросала копье прямо из машины, – пояснила Радулга.
Ирка уловила в ее голосе нотку профессиональной ревности.
– У курьера она обнаружила послание от Пуфса к Лигулу. Прасковью коронуют в ноябре! Она станет главой мрака уже официально, со всеми регалиями и побрякушками.
– Невозможно! Они не cмогут короновать Прасковью, пока у Мефа остались его силы. Им надо собрать все подчистую! – возразила Ирка, слышавшая об этом от Бэтлы.
Радулга опустилась на траву и вытянула ноги. К своему изумлению, Ирка увидела, что на левой подошве у нее ручкой нарисована смеющаяся рожица. Это ее потрясло. Радулга – сама беспощадность, суровость, рвение – и вдруг рожица на подошве!
Надо же как мы ошибаемся в людях! Бывает, столкнет судьба с таким сухарем, что кажется, все – финиш. Такого небось даже родная мама соглашается гладить по головке только через варежку. И вдруг смотришь – татуировка «Кузя» на пальцах левой руки, кокетливая блестка в носу или живой мышонок в кармане джинсовой куртки. И тут жизнь кипит, сердце бьется!
– Если ты такая умная, то что я тут делаю? Траву в Сокольниках протираю? – забурлила валькирия разящего копья.
– Извини! – спохватилась Ирка.
Радулга, не успевшая толком выпустить пар, недовольно кивнула. Всегда досадно, когда извиняются быстрее, чем успеваешь накрутить себя, особенно по поводу, который кажется законным.