Стеклянный страж

– Дурацкая фантазия! – нервно сказала Хола, переглядываясь с Ильгой. Если уж Ламина воздвигла себе пыльный ящик, то что же тогда построили они?

Гелата, вспылив на своего оруженосца, больно толкнула его локтем.

– Сгинь! Иди поучись на физкультурном отделении факультета перетягивания каната!

Оруженосец хихикнул и удалился на кухню, шлепая трофейными тапками с зайчиками.

– Почему каната? – поинтересовалась Ламина.

– У него к этому дар! Врожденная способность! Вечно он перетягивает одеяло на себя! – вспылила Гелата.

– Все-все! – сказала Бэтла. – Давайте дальше! Кто еще что хочет сказать?

– Я! Ненавижу быть валькирией! – неожиданно для себя ляпнула Ирка.

С ней порой так бывало. Слова вырывались раньше, чем она успевала взвесить: говорить или нет. За столом все притихли. Одиночка почувствовала, что на нее сразу уставилась целая куча глаз. Бэтла пронесла ложку мимо рта, чего с ней сроду не бывало.

– Как это? Мы тебя не совсем понимаем, – осторожно подала голос Фулона.

– Когда мы завышаем себе планку, мы обязаны потом ее поддерживать. Если нет – планка упадет и проломит тебе голову… – волнуясь, пояснила Ирка. – Если ты был амебой – ты мог быть счастливой амебой. Но если тебе тесно стало в амебах и ты напросился, допустим, в жуки-пожарники, обратный путь в амебы тебе уже отрезан. Обратной эволюции из жуков-пожарников в амебы не существует. Поэтому, пока твоя решимость не стала абсолютной, выгоднее оставаться амебой. Понимаете, да?

– Че-то мутно, – мрачно сказал оруженосец Фулоны. – Жуки какие-то! А валькирии-то чем провинились, что ты не хочешь быть валькирией?

Ирка ощутила, что вспотела. Видимо, производить какие-то мысли она уже могла, а защищать их еще нет. Убежденности не было.

– Ну, в смысле, я получила слишком много и очень боюсь, что не удержу. Не верю себе. Если расчистил в душе место для света и свет пришел, а потом вдруг его потеряешь или предашь, то моментально, в одну секунду, до самых ушей заполнишься мраком. Именно потому, что место расчищено. Если нормальные люди могут скатываться, допустим, несколько лет, то я, если оборвусь, рухну мгновенно. Враз.

Крайнее волнение у Ирки всегда выражалось тем, что она слышала свой голос со стороны, как бы на расстоянии. Словно говорил один, а слушал другой. И тот, второй, ужасно боялся, что первый замолчит.

– А-а, ну это известно! Валькирии называют это «эффект птенца»! А мы-то думали! – с облегчением сказала Фулона.

Ирка тоже испытала облегчение.

– Какого «птенца»?

– Ну когда птенец вылупился из яйца, обратно в скорлупу его уже не затолкнешь. Он должен встать на крыло и полететь – хотя это и больно, и страшно, и тяжело. Если же захочет снова забраться в скорлупу, будет шевелить ее, пытаться поднять клювом – потеряет время. Змея ощутит, что шевелится трава. Приползет и – хрум!..

Радулга воинственно вскочила, едва поймав упавший стул.

– А я это иначе себе представляю! Мне даже сон навязчивый снится. Будто я врываюсь в бар, а там какие-то враги, и колю всех подряд! И вдруг вижу, какие у них рожи страшные! Ни жалости, ни сострадания – ничего! И мне становится жутко! И я думаю: «Куда я влезла? Во что впуталась?» Если теперь спиной повернуться – меня же прикончат! Эти, страшные, черные, чувствуют это и начинают кричать: «Бросай копье и уходи! Не тронем!» Но я понимаю, что они лгут. Что бы ни говорили и ни врали – прикончат! И еще я понимаю, что это не та война, где можно сдаться, а война на тотальное уничтожение, где не только пленных убивают, но и всех младенцев перерезали бы, если бы не было защиты. И вот я колю их во сне, а они ухмыляются и ждут, пока я устану и можно будет меня разорвать.

– Радулга, где ты купила такую красивую кофточку? – внезапно спросила Гелата. Ирка даже изумилась ее резкости: с чего бы? Это было как ушат холодной воды. Радулга взорвалась.

– Отвянь!

– «Отвянь» говорить нельзя! – напомнила Фулона.

– Тогда пусть отвалит!

– Радулга! Прости, но Гелата права, что тебя одернула! Ты и меня порой тревожишь, – сказала валькирия золотого копья.

– Почему?

– Ты вкладываешь с борьбу со злом слишком много ненужной страсти. Твои «гадики» тебя замотают по пустякам, а когда ты утратишь горячность и останешься без сил – тебя можно будет заколоть даже вилкой. Не горячись! Если бежишь на десять километров, не стоит выкладывать все силы на старте. Если на первом километре ты всех и обгонишь, потом все равно сойдешь с дистанции.

– Это как же копьем колоть? Через раз, что ли? Кольнул, отдохнул, пузо почесал, снова кольнул? – взорвалась Радулга.

– Я не о том, – вздохнула Фулона. – Тут важно не перепутать, что именно тебе нравится – гадиков копьем тыкать или со злом бороться? А то потом-то колоть будет некого, а потребность колоть останется. Мне порой начинает казаться, что многие слишком страстные борцы со злом когда-нибудь будут неприятно удивлены. И очень боюсь, как бы и мне не удивиться вместе с ними.