Стеклянный суп

— Не знаю, Физз. Насколько я помню, я действительно встречаю это слово впервые. Идея насчет того, что, когда мы с тобой соединяемся, получается что-то третье… Что-то такое, что знает больше, чем ты и я по отдельности, пришло одновременно с ним… Слушай, когда мы одновременно коснулись той могильной плиты, я вдруг оказался в твоем прошлом. Потом появился селадон. Что это? Стоило мне взять тебя за руку, и я нашел ответ. Вот тогда-то эта теория «я да ты — будет три» меня и посетила. И, кстати, не в первый раз. Заметь, я говорю сейчас не о ребенке. Тогда что это? Что за третья сила? Я не знаю. Но сегодня мы получили хорошее доказательство ее существования.

Оба помолчали немного, пока Этрих не принес кофе и не разлил его по чашкам.

— Есть кое-что еще. Только, пожалуйста, не бесись.

— С чего это я должна беситься? — Она уже поднесла чашку ко рту, так что когда она заговорила, ее дыхание подняло над горячей поверхностью облачко пара.

— Из-за вопроса, который я тебе задам. Расскажи мне, кто такой Франк Обермарс.

Она опустила кофейную чашку на стол, не сделав ни глотка. Несколько месяцев назад, когда они снова соединились, они поклялись всегда говорить друг другу всю правду, какой бы та ни была. С тех пор они несколько раз крупно поссорились и даже поскандалили. Но она держала слово и всегда говорила ему всю правду.

Однако теперь она боролась с искушением солгать. Ей хотелось спросить: «А кто такой Франк Обермарс?», потому что он не имел никакого значения. Точнее, он имел значение в историческом смысле, но не для них, не сейчас, и никогда больше. С Франком все кончено. Франк в прошлом. Франк был тогда, когда она покинула Этриха и поклялась, что никогда больше его не увидит, хотя и знала, что беременна его ребенком. Разрыв с Этрихом был причиной, Обермарс — следствием.

Это был неглупый симпатичный голландец, работавший в венском филиале «Филипс электроникс». При других обстоятельствах у них мог бы получиться полноценный роман. Но есть люди, которых мы встречаем чуть-чуть — на дюйм, на день, на удар сердца позже, чем следовало бы, и они так и не занимают большого места в нашей жизни. При других обстоятельствах, в другое время или в другом расположении духа мы охотно бросились бы в их объятия, с радостью приняли бы их предложение или вызов. Но мы встречаем их как раз тогда, когда нас снедает недовольство или мы полностью удовлетворены, а они совсем наоборот. И любая серьезная химическая реакция, которая могла бы между нами произойти при других условиях, не происходит.

Сначала Изабелла решила, что быстрый искрящийся флирт с умным и сексуальным партнером притупит боль потери. Поэтому она сказала «да» в ответ на предложение Франка и поехала с ним на большой уик-энд в чудесную приозерную деревушку под Зальцбургом. Там все было великолепно. Это восхитительное место голландец выбирал очень старательно.

Под конец их первого дня на озере он занимался с ней любовью три часа. И за все это время безрадостное, отрешенное выражение ни на миг не покинуло ее лица. Чтобы доставить ей удовольствие, он испробовал с ней все подходы и все приемы, которые он знал. А знал он их немало. Он привык к тому, что ни одна из его любовниц никогда не оставалась неудовлетворенной, поскольку знал, что именно нравится женщинам, и сам получал от секса истинное наслаждение. Но ни разу, ни на одну секунду у него не возникло ощущения, что Изабелла здесь, с ним, разделяет его эмоции и тем более его удовольствие. Потом Обермарс всегда вспоминал их свидание как попытку заняться любовью с опытной проституткой. С женщиной, знающей все нужные движения, но если вы заглянете ей в лицо, когда она не подозревает, что за ней следят, то не увидите в нем ничего, кроме пустоты, от которой у вас заледенеет сердце.

Он пробовал снова и снова, пока Изабелла совсем не застыла в неподвижности. Как только он перестал, она перекатилась на бок, подальше от него. Он думал, что она будет плакать, но она молчала, от чего ему стало еще хуже.

Он спросил, все ли с ней в порядке. Она ответила: да. Слово упало, как камень. Он спросил, чем он может ей помочь. Она сказала: ничем, но утром она хотела бы вернуться в Вену. Он и представить себе не мог, как проведет целую ночь наедине с ней и ее молчанием, и потому предложил ехать немедленно.

Тогда она повернулась и посмотрела на него.

— Да, так будет лучше. Ты хороший парень, Франк.

По какой-то причине она сказала это по-английски. Она в первый раз заговорила с ним на этом языке, хотя знала, что он владеет им в совершенстве. Может быть, потому, что теперь они пересекли границу другой страны сердечных отношений. Немецкий был языком До, английский стал языком После.