В XVI и XVII вв. число европейских заводов, построенных по венецианскому типу, сильно увеличивается. Появляются предприятия в Риме, Флоренции, Неаполе, Милане и других итальянских городах, а также в Нидерландах и Англии.
Многие из этих новых предприятий выпускали столь высококачественную продукцию, что ее невозможно отличить от подлинной муранской. Да и едва ли подобные изделия можно было считать «подделкой». Ведь они обычно изготовлялись руками тех же муранских мастеров — учеников и продолжателей классической венецианской школы.
Итак, мы видим, как велика была слава искусства венецианских стеклоделов и какое огромное влияние имела стекольная культура острова Мурано на восстановление европейской стекольной промышленности после того упадочного состояния, в котором она находилась в эпоху средних веков. Поистине нужно признать, что в конце этого периода венецианские мастера выступили в роли учителей всей Европы.
Велик был в эти годы их авторитет, велика была слава и популярность замечательного искусства острова Мурано, и ничто, казалось, не предвещало изменений в этой обстановке. Однако уже приближался срок перелома, который на протяжении XVIII в. свел значение венецианской стекольной промышленности к самым скромным размерам.
Причиной этого отчасти явилось снижение художественных достоинств венецианских изделий, наблюдавшееся с конца XVII в. Благородные традиции прошлого начинают забываться. Формы становятся вычурными, декорировка перегружена деталями. Утрачивается простота, легкость, изящество. Вещи перестают нравиться и начинают постепенно выходить из моды, как и все имеющее отношение к изживающему себя барочному стилю.
В искусстве звучат новые веяния — приближается эпоха классицизма.
В это самое тревожное для венецианского стеклоделия время нарождается новый тип художественных стеклянных изделий. Пальма первенства в области стеклоделия переходит к Чехии, которая с конца XVII в. дебютирует на европейском рынке с продукцией своеобразного характера, представляющей собой тяжелые толстостенные сосуды, сделанные из великолепного бесцветного стекла и украшенные глубокой резьбой.
Эти массивные кубки — прямая противоположность хрупким, тонкостенным бокалам и чашам венецианских мастеров. Но стекло в них идеально прозрачно, а полихромная игра света в глубоких гранях превосходит все, что видели почитатели муранских изделий. Этим новым вещам нельзя было отказать в своеобразной мужественной красоте, их нельзя упрекнуть в недостаточном использовании непревзойденных оптических свойств стекла. Этот вид продукции, известный под названием «богемский хрусталь», показан на рис. 102-104.
Рис.
Иногда приходится выслушивать суждения, будто бы появление этих изделий было связано с открытием, заключавшимся во введении в состав стекла извести, т. е. окиси кальция, что якобы привело к стеклу невиданной чистоты, прозрачности и какого-то особенного блеска.
Подобные высказывания представляют собой чистейшее недоразумение. Известь всегда входила в стекло и сейчас является необходимым его компонентом, не считая некоторых особых составов, где она заменяется свинцом, барием, магнием или цинком.
Окись кальция как постоянный компонент золы участвовала еще в составе древнеегипетских стекол в количествах около 2-3%. Римляне вводили ее до 10%, что превосходит содержание этой окиси в современных нам стеклах, в том числе и в богемском хрустале.
Таким образом, понятие «богемский хрусталь» нужно относить не к какому-то особенному составу, который на самом деле соответствовал обычному, известному испокон веков известково-поташному стеклу, а к виду изделий, представляющих собой толстостенные сосуды простой формы, изготовленные из чистейшего, совершенно бесцветного стекла и обработанные глубокой резьбой или гравировкой.
Именно такого рода изделиям, выпущенным чешскими стеклоделами на европейский рынок в XVIII столетии, и было суждено в корне изменить вкусы европейского общества и полностью вытеснить когда-то знаменитые творения мастеров острова Мурано.
ГЛAВA ПЯТАЯ. СТЕКЛО В АНТИЧНОЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ АРХИТЕКТУРЕ
Изобрел все составы к мозаичному делу, для чего сделал больше четырех тысяч опытов, коих не токмо рецепты сочинял, но и материалы своими руками по большой части развешивал и в печь ставил, несмотря на бывшую тогда жестокую ножную болезнь.