Стекло и дерево

– Однако повзрослела ты у меня. Даже неожиданно как-то. А знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– Честно говоря, я бы была рада видеть этого Алика своим зятем! Эвелина залилась краской.

– Ну, чего ты краснеешь? Всё нормально, всё правильно. Он порядочный человек: и воспитан, и образован в меру. Я понимаю, что об этом не думаешь пока, но хочу отметить тебе, что я была бы не против его кандидатуры. И чай у него замечательный!

Эвелина поглядела на маму, такой довольной она её не видела очень давно. С тех самых пор, как началась судебная тяжба о защите чести и достоинства доцента Липутиной.

– Ты, в самом деле, так думаешь, мама?

– Конечно! Разве я когда притворялась? Кстати, а каковы доходы у менеджера, ты не знаешь?

– Не знаю, мне это неинтересно.

– Ничего другого от тебя ожидать и не стоило. Хотя, ты конечно права: главное, чтобы человек был хороший, – смягчилась Карина Львовна. Трёхкомнатная квартира сама за себя говорит, – а он не был женат?

– Разве это имеет значение?

– Так до сих пор ты не узнала? А не стоило ли поинтересоваться?

– Как будто нам больше не о чем разговаривать! Мама, ты рассуждаешь как старуха.

– Я и есть старуха, – обиженно проскрипела Карина Львовна и устало опустилась в кресло. – Принеси, пожалуйста, мою чашку из кухни! Я допью свой чай.

– Вот твоя чашка, мама. Я пошла заниматься.

– Постой, не торопись! Мы так редко общаемся! Присядь радом, поговорим.

– О чём? – отвлечённо спросила Эвелина.

– Как о чём? Нам уже не о чем поговорить? Вот о чём вы разговариваете с Аликом?

– Тебе это неинтересно.

– Почему? – недоумевала Карина Львовна.

– Ну, разве тебе любопытно «Познание воли» Шопенгауэра?

– И это всё?

– Почему всё? Можно и больше. Например: субстанциальная концепция Карла Густава Юнга!

– А что это за концепция такая? – решила проявить интерес Карина Львовна.

– Ох, – тяжело вздохнула дочка, словно ей предстоял тяжёлый разговор с непробиваемым оппонентом, – ты слышала, мама, слово комплекс?

– Смотря, какой комплекс!

– Комплекс маленького человека, Наполеона и так далее.

– Комплексы неполноценности?

– Примерно, хотя и не точно.

– Так их придумал Юнг? – поразилась Карина Львовна. Она считала автором Фрейда.

– Не придумал, а ввёл понятие. Это разные вещи, мама.

– Действительно, у вас очень интересные темы для разговора, вот только…

– Что только? Договаривай.

– А то, что Алик знает и ещё кое-то, не то, что некоторые с их однобоким мышлением! – Карина Львовна захотела спровоцировать дочку. Пусть она разозлится, сорвётся, накричит! Пусть станет прежней Линочкой, а то ведёт себя отрешённо и пугающе, как царевна Несмеяна.

– Мама, – устало, с незначительной ноткой раздражения, произнесла Эвелина, – ты отнимаешь у меня время. Мне надо заниматься.

– Да ты же не на философа учишься, в конце концов! – взорвалась Карина Львовна.

В ответ Эвелина одарила мать безразличным взглядом и ушла в кабинет, закрыв за собой плотно дверь. Карина Львовна не на шутку перепугалась, но решила не вмешиваться.

Внезапно дверь распахнулась.

Наконец-то! Сейчас дочка выскочит, начнёт кричать, и всё станет на свои места!

Но из наполовину открытой двери показалась лишь рука Эвелины, а в ней захваченный за холку кот Феофан. Мгновение спустя, обиженный Феофан был вышвырнут прочь, после чего дверь шумно захлопнулась.

Карина Львовна оцепенела. Она уставилась на закрытую дверь и не могла двинуться с места. Её отделяла от дочери не только эта фанерная преграда, но нечто большее. Положительно, что-то произошло и как-то это что-то ускользнуло от всевидящего ока Карины Львовны. Вот и любимец Феофан вылетел. А раньше Лина не расставалась с котом, даже в ванную брала его с собой! Наверное, дочка просто устала, перегрузилась своими занятиями. Нет, не может быть! Карина Львовна приучала дочь с самого детства к интеллектуальным нагрузкам. Что-то произошло. Если не перегрузка, то иное.

Состояние дочери не на шутку взволновало Карину Львовну. Она машинально протянула руку к телефонному аппарату и автоматически набрала номер Липутиной Олимпиады Самсоновной.

– Алло! – отозвался голос бабушки на том конце межгорода.

– Алло! Мама! Это я.

– Ну, здравствуй, – сухо приветствовала дочь Олимпиада Самсоновна.

– Здравствуй, мама! Это я!

– Слышу, что ты. Новости какие?

– Ох! Лучше бы не было никаких новостей, – печально вздохнула Карина Львовна.

– Если бы тебе ничего не было надо, ты бы не позвонила! Выкладывай!

– Что-то происходит с Эвелиной.

– Ах! Так я и думала! – в сердцах воскликнула бабушка. – Линочка здорова?

– Не могу сказать, я м-м, не совсем уверена.

– Ну, ты же у нас сама себе врач! Почему не можешь сказать?

– Мама! Ты что, издеваешься? – вспылила Карина Львовна. Ведь думала она, ничего из этого разговора хорошего не получится! В последний год мать жила отдельно, что не сделало её ни мягче, ни покладистее. Скорее наоборот, она стала обвинять дочь в том, что та сама себе и всем окружающим только портит жизнь.

Поэтому с Олимпиадой Самсоновной, иначе как на высоких тонах, стало невозможно разговаривать. Что бы ни случилось – во всём виновата дочь. Неужели весь мир сошёл с ума?