Перерыла оба чулана, все ящики в спальне и на кухне и нашла стэплер, две пары сережек, солнечные очки, фарфорового лягушонка, топазовый браслет, щетку для волос, шерстяной шарф и серебряный перочинный ножик. В нижнем ящике у себя в комоде обнаружила стопку бумаги, тоже с работы утащила, давным-давно, когда еще воображала, что вдруг снова начну печатать, но не стала ее совать в общую кучу. Пиджак висел в кладовке при спальне, я его положила куда и остальное. Все запихала в большой пластиковый мешок для мусора, покрепче его завязала, потащила на улицу и прошла два квартала в одну сторону и один в другую, где строительная корпорация Де Луджиа, судя по надписи, восстанавливает здание, которое теперь уж давно, сто лет назад, приютило булочную, и я там, помню, каждое утро покупала теплые булочки по дороге к автобусу, когда я еще в бакалее работала. Было уже хорошо за полночь, на улицах кроме меня ни души. Громадный мусорный бак поставили у самого тротуара, где прекрасно можно бы парковаться, а само здание от тротуара отгорожено высокой фанерной стеной, и на ней грозные желтые знаки. Тротуар сужается в невозможно узкую щель, и там-то, пробираясь между баком и этой стеной, посреди щели, я встала на цыпочки и закинула свой мешок в этот бак. Видно, он был пустой, а то мешок не мог бы, достигнув дна, так пусто, металлически звякнуть. И тут же, как будто в ответ, буквально, к востоку от Пряжки полохнуло, сверкнуло, вспыхнуло — на весь горизонт. Бак, знаки дорожного движения, здания через дорогу оплеснуло огненным светом и мигом все снова ухнуло в мрак, а еще через миг грянул мощный, сотрясающий гул. Меня как ветром обдало, только не было ветра. Громко стучали, тряслись окна в доме за мною. Я глянула: большую прозрачную пленку, свисавшую с верху, с лесов, всю засосало. Я стояла смотрела, а она расправлялась, тихо шурша. По дороге домой я заметила горстку светящихся окон, а так — тьма кромешная, сплошь, и я тоже не стала зажигать свет, а сразу подошла к окну и поверх крыши фабрики мороженого посмотрела туда, где полохнуло. Все те же огни дневного света на Пряжке, а так — никого, ничего. И тут я услыхала сирены, они урчали, захлебывались со всех сторон, и выли пожарные машины. «Скорая помощь» мелькнула, полицейский автомобиль, опять «скорая помощь», под истошный визг сирен мчали на невозможной скорости через перекресток всего в трех кварталах отсюда, но в мою улицу никто заезжать не стал, и теперь все стихло. Двое каких-то орали на улице, но теперь и они стихли. Я вслушиваюсь, но слышу единственно что стук клавиш — это кто-то печатает: «кто-то печатает».