Стекло

Купила газету в своем магазинчике и пошла в парк. Пожилой мужчина прошел за мной в парк, сел на скамейку напротив. Стал вынимать зерна из жестяной коробки у себя на коленях, разбрасывать по скамейке рядом, на земле под ногами. Рабочие башмаки заляпаны синей и желтой краской, и никаких носков вообще. Щиколотки тощие, жилистые. На коробке французская надпись: Crdêpes Dentelles [14]. Я подумала, что он, наверно, художник, из-за краски подумала, из-за французской надписи, видимо, и этого безразличия к носкам. Но может, он просто свою квартиру красил. У меня в Нью-Йорке было много знакомых художников, так они все ходили в белых кедах и без носков. Летом, конечно, зимой-то они одевались, как люди. Генри Пула нашли в подвальном этаже, лежал на полу, ничком, в нескольких метрах от газовой открытой заслонки. Умер от удушья, умер еще до того, как взорвался дом. Наложил на себя руки, было сказано, хоть записки так и не нашли. «Взрыв многое унес с собой, включая и то, что мистер Пул мог доверить бумаге». Мне нравится эта формулировка «доверить бумаге». Генри Пул, пятидесяти двух лет, уроженец Талсы, штат Оклахома, зарабатывал починкой телевизоров. «Прожив долго в наших краях, — писала газета, — он стал привычным лицом в округе, но остался почти чужим для ближайших соседей». Свидетели утверждают, что он выгуливал маленького темного песика в любое время ночи. Один сосед его охарактеризовал, как «непонятного и себе на уме». Песик обнаружен целым и невредимым в трех кварталах от дома, в чем Общество защиты животных усматривает истинное чудо. Я оторвалась от газеты, стала глядеть на голубей, они налетели, они толпились, прыгали вокруг башмаков, заляпанных краской, а человек на скамейке горстями бросал им зерна. Последние несколько месяцев Пул выносил свою коробку для почты прямо на крыльцо, и люди видели, как он ее пинал, входя и выходя из дому. Это, согласно газете, был «явный признак». А какие еще признаки бывают? Ночью однажды налетел сильный ветер, унес большую часть почты на соседний двор, так утром Пул пошел, все собрал в охапку и снова плюхнул к себе на крыльцо. Она еще долго потом разлеталась по соседним дворам, пока наконец один сосед не поднялся на крыльцо и все не распихал по мешкам для мусора. Осколки, ошметки, хлопья какие-то, кто трогал, говорят, похоже, что от мебельной обивки, и тут же обрывки бумаги, изоляционной ленты. «Словно розовый снег», — кто-то сказал, все валил и валил на округу еще несколько часов после взрыва. Я сложила газету, встала уходить. Он на меня глянул, улыбнулся. Я уже открыла рот, сказать что-то касательно птиц, но они вдруг все разом взмыли, и он исчез в вихре щелкающих крыльев. У меня на языке было «вечно я забываю захватить крошки для птиц, когда сюда иду», но я сказала всего-навсего «До свиданья». Если получится книга, все лишнее надо будет убрать. То же относится и к банальным замечаниям и никому не нужным попутным мыслям. Оставь он записку, она была бы напечатана на той самой айбиэмке, которую я видела в той мастерской. Опять эти страницы на полу. И фотография Кларенса со львами, я же ее скотчем к окну приклеила, а она отлепилась. Я смотрела, как она упархивает на пол, и пальцы не дрогнули на клавишах.

(пробел)