Стелла искушает судьбу

Огульников должен был побить Рустама, вырубить, обменявшись с ним несколькими ударами, в возможность чего верилось слабо. Затем приковать к трубе наручниками, которые спустя некоторое время каскадеру следовало разорвать — их заблаговременно подпилили. Уж очень хотелось режиссеру показать крутизну героя — раз такого бугая вырубил, значит, и правда непобедим!

Сделали несколько дублей, и, хотя Огульников все больше входил в раж, режиссеру что-то не нравилось.

— Андрей! Жестче! Жестче! — кричал он.

— Да куда уж жестче? — взвился Рустам. — Он же со всей дури лупит. Андрей, сколько раз повторять — не доводи удар!

— Я актер, а не каскадер! — заносчиво возразил Огульников. — И вообще — это же кино! Извиняюсь, издержки производства.

— Эль, подгримируй Андрея! — потребовал оператор Егор. — У него морщины на лбу — просто ужас!

Огульников разозлился:

— Что значит ужас? Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказал, — морщины, — равнодушно пожал плечами оператор.

Актер поджал губы.

Мотор!

Кулак разозленного Огульникова со свистом рассек воздух. Голова Рустама дернулась, но удар он выдержал прекрасно, глаза его сверкнули, лицо налилось темной краской гнева… и…

Стелла не поняла, что случилось, но в следующую секунду Андрей Огульников уже лежал на полу перед оператором, камеру которого чуть не снес головой.

Актер вскочил на моги, под глазом его расцветал пышным цветом великолепный синяк. С криком: «Ты что наделал?» — Огульников бросился на Рустама, который легко перехватил его руки.

— Извини, Андрей! Каскадер тоже не всегда способен удержать удар! Я сожалею… — По губам Муртазина зазмеилась улыбка. — Издержки производства!

— Ты… Ты… Я же лицом работаю!

— М-да… — Подошедшая Эльвира с сочувствием взглянула на Огульникова. — Такое не загримируешь!

— Михаил! — заорал актер. — Ты посмотри, что он наделал! А у меня завтра вечером спектакль.

— Ну, Андрей! Я все понимаю… — Режиссер старательно изображал сочувствие. — Но это же кино… Давай сцену доработаем. Приковывай его к батарее… К камере встань спиной… А Рустама мы накажем… Премии лишим! — Он подмигнул Муртазину, воспользовавшись тем, что героя окружили причитавшие дамы — Аня, Юля и Таня.

Огульников, утративший от такого отношения режиссера дар речи, отодвинул девушек и покорно поплелся на место.

— Мотор! Так! Так! Теперь наручники… Уходишь… Рустам лежит… Лежит… Поднял голову… С недоумением смотрит на наручники… Дергай!

То ли наручники, перекинутые через трубу парового отопления, были плохо подпилены, то ли Рустам был еще слишком зол, то ли батарея была установлена еще до войны. Со страшным скрежетом она оторвалась от степы и… от трубы, из которой немедленно зафонтанировал кипяток.

Рустам в некоторой растерянности смотрел на уцелевшие наручники. Дамы-поклонницы, вновь окружившие пострадавшего кумира, визжали. От кафельного пола поднимался пар. Директор, от ужаса мгновенно протрезвев, стонал, обхватив голову руками. А режиссер истошно орал:

— Снимай! Снимай!

— Смываемся, быстро! — Ирина схватила совершенно ошалевшую Стеллу за рукав и повлекла к выходу: — Сейчас здесь будет грандиозный скандал!

* * *

Бурно вились снежинки в кругах света от раскачиваемых ветром фонарей. К восьми часам вечера под ударами превосходящих сил освободителей дом отдыха «Сорокино» был очищен от гнусных оккупантов Остатки съемочной группы топтались на подъездной площадке у главного входа.

Уже отбыли на мосфильмовской машине режиссер с супругой, которую до сих пор ни Стелла, ни Ира не видели, и оператор Егор.

Уже укатил Доктор — Костров на своем «БМВ», прихватив приятеля — Огульникова. Уже погрузился в директорский «жигуль» Радкевич. Уже отправили вместе с осветителями на японском студийном фургончике Юлю и Аллу Владимировну Извекову, и отъехали на нескольких автомобилях каскадеры-охранники, а автобуса для групповки все не было…

Светлана Ивановна металась как угорелая. Столкнувшись со спокойно взиравшим на всеобщий разгром директором, она закричала:

— Есть у вас совесть? Возьмите Загурскую в машину! Она же беременная!

— Да ради Бога! — безразлично махнул рукой директор, который, казалось, сознательно не принимал никакого участия в царившей вокруг суматохе.

Ирина в сбившемся на плечи платке и распахнутой шубе подбежала к потерявшей бдительность, на миг остановившейся Светлане Ивановне.

— Подписывай немедленно! — рявкнула она, всовывая в руки оторопевшей женщине ведомость, которую сама оформила по всем правилам.

— Ты куда массовщиков вписала? У них свой бригадир…

— Не мое дело! Они работали сегодня в групповке — плати за смену, как положено!

— Но, Ира…

— Подписывай!

Светлана Ивановна метнулась было в сторону, услышав перекрывший на мгновение всеобщий гвалт голос гримерши Эльвиры:

— Я в автобусе не поеду! Куда мне все это девать? — У ее ног действительно стояли на снегу два огромных кофра и внушительных размеров дорожная сумка: — Дирекция обязана…

Но Ирина была начеку. Она схватила Светлану за локоть и зашипела ей в ухо:

— Подписывай! Мне еще Танюшку, бухгалтера, ловить! И кассиршу!

— Да некогда мне!

— Подписывай!