Стена

Взбежав вверх по лестнице, я оказался в небольшой комнате, где почти вплотную друг к другу стояли скульптуры. Все они представляли собой женские ноги. Лес прекрасных женских ног от бедра заставил меня, затаив дыхание, любоваться ими, забыв о телах, которым они принадлежали. Ноги стояли на каменных постаментах в разных ракурсах. У самой близкой ко мне группы висела табличка: «Первобытное искусство» — изваяние из камня, изрытого черными дырами, округлые ноги были сплошь покрыты рисунками рыб и птиц. Следующая группа принадлежала к крито-микенскому искусству и ассоциировалась с совершенными колоннами. Далее шла Греция, причем сплошь состоявшая из ног Венеры Милосской. Затем — Ренессанс, не знаю даже, что о нем сказать. Потом — романтическое направление в искусстве, ноги были в чулках. За ним следовал поразивший меня натурализм, на ум приходило одно — ноги отрезаны у живых людей и покрыты парафином. Место среза казалось живым мясом, были видны даже кровеносные сосуды и куски тазовой кости. Ужасным было то, что на внутренней стороне ляжки виднелись струйки крови и волосы лобка. Следующим оказался абстракционизм. Здесь были представлены поделки из проволоки, заводные изделия из жести, именуемые «обже», — на выставках такие предметы можно часто увидеть; среди них были лишь произведения, которые сами по себе представляли интерес, даже не будучи женскими ногами. Последним оказался сюрреализм, представленный в специальной комнате, увидеть эти работы отсюда было невозможно.

Барсуки толпились внизу. Я оглядывался по сторонам в поисках места, где бы мог скрыться. И вошел в комнату сюрреализма. От удивления у меня перехватило дыхание.

Маленькая комната, ни одной скульптуры, на стенах было написано множество уравнений, и под каждым из них виднелись дыры самых разнообразных форм. Каждая из этих дыр, независимо от размера и формы, казалось, могла укрыть меня.

По доносившимся снизу звукам я чувствовал, что барсуки собираются подняться по винтовой лестнице.

Делать было нечего, и я решил укрыться в одной из дыр. Стал поспешно смотреть, какую из них выбрать. Почти все были неглубокими, оканчиваясь тупиком. Лишь в двух-трех увидеть конец было невозможно. Я хотел выбрать самую глубокую, а если удастся — беспредельно огромную дыру, пытаясь истолковать написанные над ними уравнения, но все они были безумно сложными и разобраться в них времени уже не оставалось. Я решился, выбрал самое непонятное:

и залез в дыру.

Стены дыры были покрыты чем-то похожим на слизь, местами они уходили в сторону, то расширялись, то сужались настолько, что приходилось ползти на четвереньках. Я оказался у перекрестка, откуда можно было двинуться вверх, вниз, влево или вправо. Раздумывать времени не было, и я по наитию пошел по одной из дорог. Воздух становился все более тяжелым и липким, какая-то органическая теплая вонь ударила в нос, залепила рот и глаза.

Я оказался в помещении, напоминавшем горшок. Воздух здесь был наполнен мягким светом, словно сверкающее облако. Я положил коробку и стал прислушиваться, чтобы понять, что происходит. Звуки претерпевали здесь сложную рефракцию и интерференцию[25], поэтому понять, что это за звуки и откуда они идут, было невозможно, но стало ясно, что эти непонятные звуки всё приближаются и приближаются ко мне. Я взял вариатор времени и, понимая, что просто так убежать невозможно и единственное, что мне остается, — положиться на этот прибор, решил попробовать воспользоваться им еще раз.

Увидев, что жидкость вылилась, а белое живое существо судорожно билось на дне сухой коробки, я поспешно схватил его за отросток, а другой рукой взял тело. Страх укрепил мою волю, пальцы дрожали, точно по ним шел ток. Сердце кричало: «Прошу, прошу, прошу», мозговые извилины чертили рисунок: «Верни время». Звуки подступили ко мне вплотную, кто-то схватил меня за пальцы, и в темноте я увидел сверкающие глаза барсука. И тогда я решил раздавить то, что было в моих руках.

Издав стон, оно погибло. В то же мгновение сзади на меня налетело, точно порыв ветра, яркое сияние. Вместе со сверкающим лучом света я понесся в глубь дыры.

11. Я швыряю камни в непойманного барсука

Я снова сидел на скамейке в парке Р. и, положив на колени блокнот, пробегал его глазами. У моих ног примостилась большая черная тень.

Подняв голову, я увидел сидевшего под акацией непойманного барсука, который пристально смотрел на меня. Это было то же самое утро, и все происходило, как тогда. Через некоторое время барсук тихо поднялся и с ухмылкой подошел ко мне.

Я стремительно вскочил на ноги, свернул блокнот и швырнул в него. Потом стал хватать камни и тоже швырять. Я пришел в страшное возбуждение и даже после того, как барсук, схватив зубами блокнот, убежал, не мог остановиться и все швырял и швырял камни. Тут я вдруг почувствовал, что смертельно проголодался. Поскольку я перестал быть поэтом, чувство голода было совершенно естественным.

1951 г.

Часть III Красный кокон

Красный кокон