Роман «Стена» и вполне традиционен (у книги много литературных предшественников), и уникален. Критики уже называли это произведение «женской робинзонадой», подчеркивая связь романа со знаменитой книгой Даниэля Дефо. Катастрофа, насильно помещающая человека в совершенное одиночество, оставляющая его наедине с природой и самим собой, — что ж, эта исходная ситуация легко прочитывается в книге Хаусхофер. Казалось бы, и стиль романа — записки от первого лица, бесхитростные, без использования каких бы то ни было сложных изобразительных средств и приемов, — подтверждает эту связь. Однако внешнее подобие крайне обманчиво. Робинзон в самые сложные часы и дни своего существования ощущает себя частью человечества, более того, по замыслу автора, представительствует за все человечество, олицетворяет его стойкость, предприимчивость, умение и желание справиться с дикой природой. Героиня «Стены» наделена иным отношением к миру. Истоки подобного отношения легко нащупываются в предшествующей литературной традиции. Здесь стоит вспомнить и «Холодный дом» Чарльза Диккенса с его честным, умным и пассивным Джоном Джарндисом, удел которого — горькое и благородное одиночество среди счастливых людей. Уместно назвать и неистово-одиноких героев новеллистики Генриха фон Клейста, словно бы отделенных друг от друга стеклянной перегородкой непонимания и недоверия. Особую роль в галерее литературных предшественников Хаусхофер играет Чехов с его «Палатой N 6», в которой атмосфера отчуждения человека, его отчаянной отъединенности от других передается не только через подчеркнуто-простую и одновременно неотвратимо страшную сюжетную ситуацию, но и, в большей степени, через стиль, язык, через нанизывание и лейтмотивное повторение обыденных и непереносимых в своей обыденности деталей быта людей, лишенных осмысленного бытия. Эти авторы упомянуты не случайно. Хаусхофер выделяла их среди других, постоянно упоминала в своих немногочисленных интервью.
Среди более близких по времени предшественников австрийской писательницы критика уже называла имя Альбера Камю. Вне всякого сомнения, «стены абсурда», о которые ударяется современный человек и которые он воздвигает вокруг себя, осознав «математическую непреложность события смерти», не могли остаться не известными Марлен Хаусхофер. Сама сюжетная ситуация романа «Стена» (на это также обращали внимание писавшие об австрийской романистке) обнаруживает близость к сюжетным ситуациям двух романов Камю — «Посторонний» и «Чума». Героиня Хаусхофер, подобно Мерсо, существует в условиях «добровольного робинзонства» (С.Великовский). Стеклянная стена вокруг нее, вокруг ее мира, по замечанию старшей современницы Хаусхофер, известной австрийской писательницы Доротеи Цееман, — это «эманация ее внутреннего я». Мир воспоминаний одинокой женщины безлюден. В нем всплывают иногда бесплотные, безликие образы ее близких: двух дочерей она помнит только совсем детьми, о муже речь заходит как о предмете нереальном, лишенном каких-либо очертаний, собственных родителей героиня не упоминает вовсе. Гуго, Луиза, егерь и безымянный пастух, в горной хижине которого поселяется на лето женщина, возникают в ее сознании лишь в связи с предметами обихода и животными, имевшими к ним отношение.
Одновременно «робинзонада» героини — следствие напасти, необъяснимого и необоримого несчастья, беды, пришедшей неизвестно откуда, как чумная эпидемия в другом романе Камю. Эта «встреча с абсурдом» создает в романе Хаусхофер ситуацию негативной робинзонады, ситуацию Сизифа, обреченного на вечный и бессмысленный, на пределе сил, труд. «Воспоминания, горе и ужас, и тяжелая работа останутся, пока я жива» — подводит итог своим запискам героиня «Стены». Появление другого человека в ее изолированном мире приносит не избавление, а беду: погибают Бычок (женщина по-матерински привязана к нему, ведь она помогала его рождению) и Лукс, верный друг и надежный проводник в этом «царстве мертвых»; героиня совершает убийство, зачеркивая последнюю возможность восстановить связь с человеческим миром.
Помещая книгу Марлен Хаусхофер в определенный контекст литературной традиции, несправедливо будет не упомянуть и о другом, может быть, более важном, даже основном источнике ее творчества, источнике ситуаций, переживаний и поступков ее героинь. Этот источник — сама Марлен Хаусхофер, ее «чувство жизни», ее внутренний мир, ее вера и неверие. Д. Цееман замечает в своей статье о Хаусхофер: «Никакой из монахов-отшельников не создал книги более безбожной, чем эта женщина». Это отношение к миру, трезвое и пронзительно-печальное, связано и с судьбой поколения, к которому принадлежала Марлен Хаусхофер, и с ее личной судьбой. Роман «Стена» стал для писательницы своего рода границей обычной жизни, пограничной ситуацией, за которой началось движение к концу, уже не воображаемому, а конкретному: последние семь лет жизни Хаусхофер страдала онкологическим заболеванием, принесшим ей затем раннюю смерть.