Но на птиц тоже были свои охотники. Хью горько жалел, что при нем не было видеокамеры. На мелочь налетали соколы. Гигантская серая сова появилась из темноты, подхватила крупного ворона и унесла его, все еще продолжавшего каркать и отчаянно размахивать крыльями в страшных когтях.
Птицы, жуки и огонь слились в фантасмагорию, достойную кисти Иеронима Босха. Хью начал изнемогать от мельтешения безумной мозаики из птичьих криков, шума крыльев и ревущей пляски огня. Драма, в которой соединяются Десять заповедей, чума и Апокалипсис, рано или поздно начинает утомлять, а потом становится уродливой.
Чистые цвета огня стали мутнеть от дыма и пепла, накапливавшихся в Долине слоями, сначала собиравшихся у земли, затем поднявшихся к верхушкам деревьев и постепенно затягивавших их. К немалому собственному удивлению, когда дым поднялся выше, Хью стало казаться, будто он отрывается от земли. Этаж Долины, казалось, уходил в небытие. Дымовая завеса, сквозь которую просвечивал огонь, была розовой, как лососина.
Ветер стих так же внезапно, как и зародился. В наступившем мертвом штиле дым полз вверх по стенам и очень быстро добрался до Архипелага. Хью почувствовал резь в глазах. Рукавом надетой на голову рубашки он прикрыл рот, чтобы хоть немного защититься от едкого запаха и вкуса дыма. Выше и позади него камень, казалось, распадался на части. Они очутились на острове чуть ли не в буквальном смысле.
Хью сначала понял, что наступил рассвет, и лишь много позже сумел разглядеть его.
Взошедшее солнце было не больше ядра старинной пушки и столь же тускло-серым. Дым утратил расцветку, сменив свое потрясающее ночное розовое и оранжевое свечение на цвет сепии. То, что совсем недавно казалось столь прекрасным, теперь наводило на мысли о грязной истощенной бродячей собаке.
Действие снотворного на Льюиса наконец-то подошло к концу. Громко вскрикнув, он сел, сдернул рубашку с головы, огляделся вокруг и, снова вскрикнув (вероятно, ему показалось, что он еще спит), принялся разгонять рубашкой насекомых и птиц.
— Хью? — испуганно позвал он.
Хью вручил ему бутылку с водой.
— Случился пожар. Леса больше нет.
Льюис, все еще сонный, не знающий, верить или не верить, подполз к краю. Но внизу ничего нельзя было рассмотреть сквозь дым. Он потер глаза.
— Почему ты не разбудил меня?
— Я пытался. Но ты же знаешь: Рим горит, император играет на лире, — сказал Хью. — Помнишь, что ты говорил о феллахах? Твое предчувствие сбылось. Теперь нам действительно придется жить среди руин.
— Это была молния?
— В небе не было ни облачка, одни звезды.
Льюис поднял руки, облепленные вялыми из-за дыма насекомыми.
— Это стихийное бедствие, Хью.
— Я почти уверен, что ничего стихийного здесь не было.
— Ты думаешь, что здесь выжигали лес? Но рейнджеры предупредили бы нас.
— Очень сомневаюсь. — Хью пожал плечами. — У них было много других забот.
— Возможно, они попробовали таким образом выкурить Джошуа. Напугать его, заставить вылезти на открытое место. А огонь вышел у них из-под контроля.
— Мы не герои вестерна, Льюис.
Дым продолжал сгущаться. Хью не мог сдержать кашель. Его глаза жгло, как огнем.
— Не бери в голову, — сказал Льюис. — Подробности не имеют никакого значения. Разве ты не видишь, что мы избраны. Сначала сорвавшаяся девушка. Потом Джошуа. Теперь вот это. Мы проходим некое очищение.
Хью был совершенно не в настроении выслушивать его обычные бредни.
— Послушай, не начинай, пожалуйста.
— Мы застряли здесь. — Свет в глазах Льюиса разгорался все ярче и ярче. — Рэйчел! — воззвал он. — Девочки!
— Рэйчел тебя не видит.
— Они подумают, что мы лезли на стену в огне.
— И это делает тебя счастливым?
Льюиса сплошь облепили насекомые. На голове у него сидело несколько кузнечиков. А между ними красовались проплешины, оставленные упавшими с неба искрами. Но он сидел и улыбался.
Тут до Хью дошло. Льюис представил себе, как Рэйчел сочтет его погибшим и снова влюбится В свое представление о нем. И тогда Льюис восстанет из пепла и дыма и их сказка начнется сначала.
— Я думаю, нам пока что придется сидеть тут, — сказал Льюис.
— Пока что.
О спуске не могло быть и речи. И лезть наверх, пока в воздухе вьются огненные мухи, с лету прожигающие нейлон, тоже было не слишком разумно.
Сейчас искры роились в воздухе, как самая настоящая мошкара. Серо-бурый дым был полон яда, настоящего яда от сгоревшего ядовитого плюща. Хью и Льюис по очереди полили друг другу воды, чтобы промыть глаза, но потом решили, что разумнее будет сохранить ее для использования по основному назначению.
Так они и сидели и били падающие на них искры, как москитов. Из имевшихся в аптечке бинтов они сделали повязки на рот и нос, а рубашки нахлобучили на головы, как маленькие палатки.