Стена

Вот уже два месяца, как в нашем доме появилось одно удивительное существо — крохотное, беспомощное, но уже с задатками строптивого характера. Ребёнок, наш с Марией сын. Маленький крепыш, непоседливый увалень, не знающий, что такое плакать. Мария после родов расцвела, помолодела и теперь вся светилась от счастья, особенно когда приходило время кормления и она брала это чудо-чадо на руки, а оно, урча от удовольствия, приникало своим крохотным требовательным ротиком к её полной, набухшей от избытка молока, груди. Всё же остальное время карапуз, сопя и кряхтя от усердия, барахтался в большущей охапке пахучего сена, которое я разбросал во дворе нашего дома, прямо под открытым небом. Пусть привыкает к жизни на воле, сказала Мария, и я не мог с ней не согласиться.

Как-то само собой за нашим сыном закрепилось имя Медвежонок, и с тех пор иначе мы его не называли. А ведь он действительно был похож на медвежонка!..

Пять лет… Ничто в сравнении с вечностью — и в то же время целая жизнь. Большего от судьбы я не жду. Я счастлив, я нашёл свой Эдем, у меня есть Мария, тихая любящая жена, понимающая меня с полувзгляда, чьё сердце бьётся с моим в унисон; Медвежонок, крохотный сынишка, в котором я души не чаю; чудаки-сельчане, с которыми за эти годы я как-то незаметно сроднился, и сотни вёрст бескрайнего леса, в котором я обрёл свой истинный дом, свою прародину…

В последний раз бросаю я взгляд в прошлое — с тем, чтобы никогда больше не возвращаться к нему. И хватит об этом…

2

На фоне ночного неба рисуется тёмный силуэт старого дуба. Я сижу под его узловатыми ветвями-руками и веду безмолвную беседу — с ним, с дедом Захаром. Нас только двое на крутом речном берегу — он и я, весь остальной мир остался где-то за гранью бытия. И ещё звёзды, крупными жемчужинами устилающие бездонную небесную глубину. Долгими часами молчим мы под плеск играющей в реке рыбы, перекидываясь одними только мыслями. Мне спокойно с ним, с этим мудрым полудеревом-полустариком. Да, он мудр, мудр вековой мудростью, и с каждой нашей встречей частицы этой мудрости — я чувствую передаются мне. И я бесконечно благодарен ему за это.

А вдалеке, на самом горизонте, над тёмной массой ночного леса, бесконечной чёрной полосой тянется мрачно-недоступная Стена…

Глубокой ночью возвращаюсь я домой. Мария, улыбаясь, подаёт к столу скромный ужин: печёную на костре молодую картошку, пару луковиц и несколько свежих тупорылых огурцов. От потухшего костра всё ещё приятно тянет сизоватым дымком. Мы садимся прямо под звёздным куполом; я счастлив, и не скрываю этого. Рядом сидит Медвежонок и, обжигаясь, запихивает в чумазый рот горячую картофелину — не очищая, прямо в кожуре. Он сильно вырос за эти три года и теперь вполне самостоятелен. Втайне я горжусь этим пареньком, крепким, сильным, уверенным. Я знаю: из него выйдет толк. Не сговариваясь, мы с Марией предоставили ему полную свободу действий, и теперь он целыми днями пропадает невесть где. То его загорелая фигурка мелькнёт где-то за околицей, то его увидят плещущимся на мелководье безымянной речушки, то с другими пацанами носится он по лесным рощам. Возвращается только к вечеру, уставший, голодный, весь покрытый царапинами и ссадинами — и счастливый. Я спокоен за него: лес — лучший учитель и лучший защитник…

А потом дед Захар исчез. Как сквозь землю провалился. Я прождал его на нашем обычном месте несколько суток кряду, но он так и не объявился. Странно, его исчезновение не обеспокоило меня — как, впрочем, и других сельчан. И всё же… как мне теперь не хватает нашего ежедневного взаимного безмолвия! Словно отняли у меня что-то очень ценное, жизненно важное, животворящее…

Следом исчез Солнцедар. Однажды утром я не услышал привычной песни весёлого паренька — и сразу всё понял. Значит, так нужно…

Сизая туча заволокла всё небо, вея теплотой грядущего дождя. Предгрозовой воздух напоён озоном и небесным электричеством, где-то за лесом уже видны сполохи далёких молний. Мы — я, Мария и Медвежонок — взявшись за руки, весело шагаем по лесной ложбине. Медвежонок то и дело задирает к небу свой носик-маклёвку. Он возбуждён, предвкушая скорое приближение грозы. Вот он вырывается из наших рук и кубарем катится по склону вниз. Мы беззаботно хохочем ему вслед и пытаемся его нагнать — но куда там! Босой, в одних трусиках, он вихрем мчится по бездорожью, не страшась ни колючек, ни острых шипов, ни цепкого кустарника. Ещё немного, и на наши головы стеной обрушивается настоящий летний ливень. А мы, в миг вымокшие до нитки, сбросив всю одежду, нагие и счастливые, снова взявшись за руки, пускаемся в весёлый пляс… Завтра мы снова пойдём в лес — втроём. Ведь мы — семья, одно целое…