Стена глаз. Земля - пустыня. Флаг в тумане

Втайне Оцука был человеком очень самолюбивым. Он, никому ничего не говоря, взялся за изучение уже рассмотренного судом дела об убийстве не только из-за Кирико. Он и сам не осознавал это хорошенько, но где-то в глубине его души затаилось упорное желание выявить в этом деле противоречие. Подобное упорство сформировалось в нем смолоду. Именно благодаря этому качеству он и достиг своего нынешнего положения. Еще в молодые годы Оцука всегда был готов вступить в противоборство с полицией и судом.

Раскрыть противоречие в этом деле помог отчасти случай. И опять Митико была рядом. Произошло это в ресторане отеля Т. Оцука пришел навестить одного живущего здесь бизнесмена, который обратился с просьбой вести его дело в суде, а затем, когда деловые вопросы были решены, Оцука позвонил Митико и пригласил ее прийти.

Зал ресторана был почти полон, большую часть посетителей составляли иностранцы. За столиком, где расположились Оцука с Митико, сидела американская семья. Супруги, семилетняя девочка и мальчик лет четырех. Для японцев казалось странным, что жена сидела с почти безучастным видом, в то время как муж занимался детьми. Оцука время от времени невольно поглядывал на них.

Отцовское внимание было сосредоточено на семилетней девочке. Он беспрестанно распекал ее. Поначалу Оцука подумал, что он учит дочь, как вести себя за столом.

— Поглядите-ка на эту девочку, — тихо сказала Митико.

Похоже, Митико тоже наблюдала за ними.

— Эта девочка, видимо, левша, вот папа и придирается к ней. Видите, как неловко она держит нож в правой руке. И тут же перекладывает его в левую руку, — с любопытством проговорила Митико.

Оцука взглянул и увидел, как золотоволосая девочка, улучив момент, когда отец заговорил с матерью, немедленно поменяла нож и вилку местами и стала совершенно свободно расправляться с едой.

— На Западе считается предосудительным быть левшой, — сказала Митико, разглядывая содержимое своей тарелки.

— Видимо, так, — подтвердил Оцука, наматывая спагетти на вилку.

По правде сказать, в тот момент Оцука еще не осенило. Это случилось, когда он, высадив Митико на плохо освещенном углу Гиндза, ехал обратно один.

Справа виднелся темный канал, окружающий императорский дворец, а прямо перед глазами проплывал поезд городской электрички. Именно в это мгновение, как вспомнил потом Оцука, в сознании его внезапно всплыли строки:

«…на затылке с правой стороны рана длиной десять сантиметров, доходящая до надкостницы, слева надо лбом наискось — сверху вниз с наклоном вправо — рана длиной четыре сантиметра. На левой щеке сверху вниз по диагонали — рана длиной три сантиметра».

Строки из экспертной записки, составленной на основании материалов вскрытия.

Кэйити Абэ закончил работу и посмотрел на электронные часы, висевшие в комнате корректоров при типографии. Они показывали около одиннадцати.

— Сегодня управились сравнительно быстро, — бросил кто-то.

Когда наступал день сдачи журнала, сотрудники уже накануне приходили в типографию и возвращались обычно после полуночи.

Сейчас один из молодых журналистов предложил отправиться на Гиндза. Составилась компания из трех человек. Заведующий редакцией и девушка-сотрудница предпочли поскорее вернуться домой, а пожилой выпускающий с усмешкой сказал: «Здоровье у вас отменное!» — и отказался разделить компанию.

Вся тройка поспешила в туалет — бриться. Последние три дня они работали до глубокой ночи, немытые сальные физиономии потемнели от пыли.

— А мы еще сумеем на Гиндза выпить? Мы там окажемся в половине двенадцатого. Дадут ли нам посидеть спокойно, не торопясь?

— Все будет в порядке. Отсюда нам на машине полчаса, значит, в половине двенадцатого мы там. Проскочим, и до начала первого никто нас не выставит, — сказал Нисимото. — Я там знаю один бар в закоулке. Барчик неприметный. Парадную дверь закроют — полиции и невдомек, вот и гуляют до глубокой ночи.

— Давно ты его знаешь? — спросил Абэ, смывая мыло с лица.

— С месяц. Хозяйка заведения родом с Кюсю, и половина девочек — тоже.

— В самом деле, ты ведь у нас с Кюсю. — Абэ взглянул на Нисимото.

— Угу! — ответил за Нисимото Ямакава, вытирая лицо полотенцем. — Терпеть не могу, когда ты начинаешь кичиться своим происхождением. Я-то родом из Отару, с Хоккайдо. Правда, если ты заплатишь по счету половину, тогда дело другое.

Настроение было особое — то, которое бывает, когда работа сделана. Целый месяц напряженного труда позади. Теперь им море по колено. Хорош или плох получился журнал — решать читателю, а им остается только положиться на волю небес и уповать на то, что номер будет хорошо раскупаться.

Троица молодых журналистов села в редакционную машину и отправилась на Гиндза. Нисимото приказал водителю свернуть в противоположную от Западной Гиндза сторону.

— Как, сюда? — немного приуныл Ямакава.

Огней здесь было немного, прохожие редки.