Стена между нами

Заставляю себя смотреть на жреца, не опуская глаз, да и садиться не спешу. Не знаю почему, из упрямства, а может, от обиды на то, что окружающие до сих пор желают видеть во мне ребенка: Брейди, Айоней, даже Риан. Все, кроме Дорнана, если вдуматься. Пока он единственный, кому нравится моё своеволие и стремление узнать и понять больше, чем положено идеальной невесте и будущей матери.

— Вижу, — кивает жрец и садится напротив. — Точнее, вижу, что ты хочешь перестать им быть. Что ж, достойный порыв. Желаешь говорить на равных? Хорошо. Спрашивай, клянусь ответить так честно, как это вообще возможно, но по порядку. Итак?

— Что не так со вторым обликом ардере?

— Это их первый и истинный облик. — Вздергиваю бровь, жду пояснений, и они не заставляют себя ждать. — И он изменчив по своей природе. Ардере не люди, как бы ни хотели таковыми казаться. Человеческая форма для них вторична, как одежда или маска. Это дань традиции, способ ужиться с нами, взять от жизни все доступные блага. Не уверен, что до встречи с людьми они вообще имели другие тела, кроме тех, что ты видела сегодня. Ардере — воплощенное пламя, а оно, как ты знаешь, может быть и мерцанием свечи, и полыханием огромного пожара.

— Почему тогда мы не знаем их истинного лица?

— А ты как считаешь? — киссаэр выжидательно смотрит на меня. — Зачем воину на поле боя копье, щит, доспех, шлем? Не только для защиты, ведь правда? Страх — вот их оружие. А что ты почувствовала сегодня при виде иных драконов?

— Удивление. Восторг. Покой.

— Но не трепет. С этими драконами можно спорить, им можно противоречить, а с темным пламенем, острыми когтями, шипами и мощными крыльями никто не ведет переговоров. Перед ними склоняются и их славят. Они вселяют ужас одним своим видом, а это половина победы в схватке. Потому ардере, что приходят на нашу сторону, всегда ужасны. А здесь, среди своих подданных, друзей и родных они могут позволить себе играть роль добрых, заботливых, терпеливых наставников.

 — Вы ошибаетесь! То есть, может, в древности это было и так, но…

— Теперь они изменились, да? — досадливо морщится киссаэр. — Стали добрее и рассудительнее? — он горестно качает головой. — Мне следовало догадаться, что ты не устоишь перед их очарованием. Долгоживущим хватает времени, чтобы научиться играть словами и смыслами. Тебя приручают, как пугливую лань, вот и всё.

— Это не так!

— Ты говоришь, что уже не дитя, но отрицаешь очевидное. Веришь в то, во что верить легче и приятнее.

Наверное, это должно звучать обидно, но во мне закипает негодование. Ардере были до меня и будут после. Одной маленькой глупой избранной больше, одной меньше, какая разница? В руках драконов настоящая власть, им незачем заискивать перед ничего не значащей девчонкой, разве что от совершеннейшей скуки. Непохоже, что Дорнану нечем заняться, нестыковок слишком много, чтобы их не замечать, и далеко не все можно объяснить моей легковерностью.

Риан продолжает говорить, и голос его становится тяжелее, весомее с каждым словом.

— Это красивая маска, Лиан. С нами играют, управляют нашими поступками, мыслями, порывами. Вспомни, как жила твоя семья все эти годы. Много добра ты видела от ардере? Кто-нибудь из них пришел на помощь, когда вы голодали? Кто-то лечил заболевших, помог потерявшим дом и достаток? Быть может, они просто глухи и слепы и не знают, что происходит за Стеной? Какая разница, поступают они так по глупости или намеренно?

— Это не их земля, вы же знаете, — вздыхаю устало. — Да, их равнодушие и расчетливость неприятны, но нас ведь тоже не волнуют их проблемы, со своими бы разобраться. Просто… — я всё-таки сажусь, откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза ладонями, — …мы так далеки друг от друга. Не видим, не слышим, не желаем понять.

— Так помоги всем нам! — Риан отводит мои руки от лица, крепко-крепко сжимает ладони. — От тебя сейчас зависит, будем ли мы и дальше прятаться по разные стороны Стены или наконец признаем: этот мир принадлежит двум народам в равной мере.

Риан поддевает пальцем мой подбородок, заставляет взглянуть в глаза.

— Я подошел к разгадке так близко, что теперь поздно отступать! Ты сможешь, я верю. Ты храбрая, верная, сильная, любишь свою семью, ведь правда? Это всё ради них, ты же знаешь, и ради сотен других семей.

— Но что произойдет, если Стена падет? Новая война?

— Нет, не думаю, хоть и не знаю наверняка, но чувствую: если ничего не поменять сейчас, когда представился шанс, следующей возможности придется ждать веками. Подумай, сколько людей за это время окажутся за гранью, там, откуда нет возврата. Ты хочешь взять на себя ответственность за их судьбы?

— Я… Я не знаю, чего хочу! — выкрикиваю с мукой.

— Так позволь мне облегчить твое бремя, девочка. Это решение принимаю я, и отвечать за него тоже мне. Веришь ли ты, что я желаю блага тебе, Лиан? Блага всем людям, как и положено служителю Прародителей? Или из страха или от слабости духа обвинишь меня в корысти? — в глазах его плещется неподдельная горечь, голос дрожит и срывается. — Тогда ты ничем не лучше, чем эти надменные ардере.