Стена Плача (повести и рассказы)

– Сыночка, ты дал мне слово. Возьми себя в руки. Будь мужчиной. Я все дни сижу на корвалоле. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю и хочу видеть тебя счастливым. Но только в Одессе и с нашей девочкой.

Кто посмел бы после такого разговора огорчить маму? Причинить её истерзанному сердцу лишнюю боль?

И с детства образцово-показательный Мальчик, остудив в маминых слезах пылкое мужское сердце, мужественно выполнил сыновний долг, невнятно пробормотав недоумевающей Марине, что мама… через год он должен уезжать… он обещал… у сестры болит живот…

Сестринский живот Марину окончательно доконал, ибо со времён Второго Храма не было ещё в мире более веского аргумента в пользу рассторжения двух сердец.

Слёзы Марины остались за кадром. Как и то, что она ему сказала. Не судьба…

***

Прошёл год. И как в том анекдоте, произошла в семье его японская трагедия. Совершенно неожиданно для Марины он принёс ей в день рождения двадцать одну чайную розу, неизвестно где найденную им в февральском Новосибирске.

Через два месяца несостоявшаяся княгиня Одоевская перешла на более благозвучную для столбового дворянства фамилию Нисензон.

А ещё через несколько лет, когда танкист Нисензон вернулся после Ливанской войны, она родила ему двух близнецов. Девочка, вылитая бабка, княгиня Одоевская, так и получила её имя – Ольга, а мальчик в честь одесского деда назван Моше.

И хоть по закону они и не стопроцентные евреи, и не российские князья, оба – а им только по двенадцать – рвутся в армию и только в элитные войска. Они хотят быть десантниками. Ну чем не трагедия?

Ах, если бы мама знала об этом!

Но она, так никогда и не простив его, благословила их брак и умерла через полгода от инфаркта. В честь нее и названа первая дочь – Голдой.

Нужна мне ваша фаршированная рыба

– Не обещайте деве юной любови вечной на земле… – пропел над Изиным ухом хриплый голос.

– Что? Что такое? – Изя встрепенулся и резко обернулся.

– Ося развёлся с Мусей, – отступив на шаг, осведомил его низенький старичок, несмотря на сентябрскую теплынь, одетый в габардиновое пальто и галоши.

– А… – недоуменно начал Изя, но старичок опередил его вопросы и галантно представился:

– Хуна Абович Камердинер, отец Муси Тенинбаум…

– Да, но вы ведь… – стал припоминать Изя и запнулся.

– Да-да, ты прав, – обрадовался старичок тем, что его не забыли, – в пятьдесят четвертом, через месяц после Мусиного замужества, я попал под трамвай.

– Да… – подтвердил в замешательстве Изя.

Старика он абсолютно не помнил, разве что видел на Осиной свадьбе, а затем присутствовал на похоронах… Но ведь это было Бог знает когда, лет тридцать назад… Нет больше, быстро стал подсчитывать он.

– Я тогда не сам попал под трамвай. Меня толкнули, – затараторил старичок. – Не иначе как компаньон, с которым держал я артель по ремонту мебели, решил списать таким образом свои долги.

– Но… это что за цирк? – осторожно возмутился Изя, подозревая, что некто решил подшутить и совершить чудовищную мистификацию.

– Я пришёл мстить за свою единственную дочь. И как тень отца Гамлета, буду повсюду преследовать негодяя, – объявил о своих намерениях старичок. – Шутка ли, мужику за пятьдесят, а он завёл молодую любовницу и оставил жену, с которой в счастье и согласии прожил тридцать лет с копейками!

С этими словами старичок испарился, дабы Изя мог убедиться, что он действительно «тень отца Гамлета», а затем объявился за его спиной, небрежно постучав тросточкой по Изиному плечу.

– Ну что, удостоверился, Фома неверующий? – усмехнулся старичок. – Хуна Абович не так прост, как вы думаете.

Изя осторожно осмотрелся, но, похоже, никто из прохожих, а встреча произошла на достаточно людном проспекте Мира, ничего удивительного не увидел. Как будто и не было никаких мистификаций и перелётов.

– Что ты замолк? – вновь постучал тростью по Изиному плечу старичок. – Я ведь недаром именно к тебе обратился.

Изя недоумевающе «проглотил» и эту фразу, ожидая кульминационной развязки: если призраки и появляются, то не просто так…

– То, что ты с Осей уже несколько лет не общаешься, я знаю… Слухи и наверх дошли. Но… у тебя ведь тоже дочь?

– Да, Регина, – подтвердил Изя.

– Я к тому и говорю. Будь осторожен. Муж её… Ты ведь выдал её недавно замуж?

– Да, – только и смог пролепетать Изя, пораженный осведомленностью старичка.

– Он хоть и еврей, но не нравится мне. Большой швыцэр. Как и мой зятек. Смотри, чтобы и тебе не пришлось стать на путь мщенья.

Хуна Абович отошел на шаг, покачал головой и, кривляясь, гнусно пропел: «И как ни сладок мир подлунный, лежит тревога на челе. Не обещайте деве юной любови вечной на земле», – после чего помахал ручкой и исчез.

– Регина, доченька… – Изя схватился за сердце, опустился медленно на колено и неловко согнув ногу, повалился боком на асфальт…

* * *