Стена плача

Для тестирования нашей машины времени, мы довольствовались чьим-то завалящим ошкурком{ Ошкурок (укр.) - кусок кожи, шелуха.}. Чтобы испытать наш новый конвейер по производству клонов достаточно было небольшого фрагмента высохшей кожи какого-нибудь фараона или его слуги, или даже мамонта, пролежавшего в зоне вечной мерзлоты в Сибири. Не говоря уж о членах Наполеона и Ленина! Да кого угодно, при условии, что эти клеточки можно было бы оживить.

- Вам удалось раздобыть отрезанное ухо Ван-Гога? - спросил Жора.

- Да-да, удалось, - сказала Ната, - правда от этого уха осталось всего ничего...

- Ничего, - сказал Жора, - это как раз то, чего нам так недоставало. Клеточки проросли?

Ната кивнула, мол, проросли.

Жора тоже кивнул, мол, прекрасно! и подошел к Бриджит Буаселье:

- Вот видишь, - сказал он ей, - у нас все готово! Надеюсь, Бри, ты подаришь нам ген бессмертия? Хватит прятаться от людей! Да и мир заждался!

- Дело в том, - говорю я, - что эта самая секта раэлитов...

- Секта? - спрашивает Лена.

- Да, их окрестили сектой за свою скрытность. Тем не менее, им удалось добиться успеха по укорочению стареющей ДНК, и теперь...

- Значит, старость побеждена? - спрашивает Лена.

- Бриджит основала новую компанию «Stemaid», которую... А ранее созданная компания «Clonaid», как известно, уже проводит клонирование человека

- Ты скажи мне - старость побеждена? - снова спрашивает Лена.

- Похоже, - говорю я, - поскольку Бриджит дала нам согласие предоставить результаты своих исследований для дальнейшего участия в наших работах.

- Я же знал, что ты умница и прекрасница, - сказал Жора, обняв Бри за плечи, - да и как же ты без нас, верно?

Бриджид улыбнулась и произнесла:

- Ты кого угодно очаруешь и заставишь на себя работать.

- Это правда, - сказал Жора, целуя Бри в щеку, - только не на себя - на нас всех. А тебя я хвалю, хвалю...

- Вау! - воскликнула Бри, - твои похвалы - сироп в уши!..

Раздались даже аплодисменты.

- Puis-je vous demander...? (Можно попросить у вас...? - англ.) - вдруг услышал я за своей спиной детский голосок. Мне стало любопытно, кто же это мог быть, я повернулся... Ах, ты мой бог! Я всегда знал, что она... Та самая!.. Из-под той самой лавины! Я узнал её по бантам... И по глазам! Если бы она прознала об этом, она бы, надеюсь, согласилась со мной, с моим нежно-ласковым и как лилия снежно-белым, и, если хотите, даже блаженно-рассветным... Ли. Я не знаю, откуда знал её имя - Ли!..

Это как лилии на зеркальной глади воды в предрассветной дымке...

Я не верил своим глазам. Нет-нет, это невероятно! Этого не может быть! Я видел перед собой это чудо, это прелестное дитя, стоящее в метре от меня в небесно-голубой рубашонке с закатанными рукавами...

Но как она здесь оказалась?

Белые колготки подчёркивали стройность детских ножек, а белые с застежкой сандалии, едва касающиеся пола, создавали впечатление неизбежности скорого взлёта... Казалось, ещё мгновение и они оторвутся от пола...

Но что она в этот самый, пожалуй, ответственный для нас момент здесь делала?

Ошарашенный я тёр и тёр глаза кулаками: неужели не сон. Я слышал голос Жоры за спиной и понимал, что не сплю, что со мной всё в порядке, что я не сошёл с ума... Но эти растопыренные веером детские пальчики, словно отталкивающиеся от воздуха ангельские крылышки, будили в моей душе абсолютное смятение...

Невероятно! Мы были уже в шаге от победы в битве за совершенство, и вот в этот самый что ни на есть трепетный час, как снег на голову, как гром среди ясного неба, как... явилась вдруг Ли! Как расценивать это явление?

И, конечно, глаза... И глаза... Она смотрела на меня неотрывным взглядом своих серо-голубых ясных до боли глаз, завораживая, цепеня и обездвиживая меня, останавливая биение моего сердца и сводя судорогой горло... Я вдруг осознал и почувствовал, как в жилах моих стынет кровь, да, стынет и густеет, превращая мое тело в холодный студень, в ледяной столб... Я даже изморосью покрылся... Остолбенелый! Весь. С головы до ног...

- Podria pedirle...? (Можно попросить у вас... - исп.), - повторила она.

Ошеломлённый я не мог взять в толк, что от меня хотят. И словно пытаясь привести меня в чувство, Элис сказала это по-английски:

- Could I have..., please? (Можно попросить у вас... - англ.).

Я тупо смотрел на этого ангела, даже не предпринимая попыток спросить, что ей от меня требуется - «...попросить у вас...?».

Да, пожалуйста!

Видимо, она тоже была поражена моей такой заскорузлой тупостью, иначе бы не стала повторять свой вопрос ещё и на польском, на чеченском, на арабском, на хинди и иврите, на....

Наконец, на русском:

- Можно попросить у вас...?

Я кивнул: я понял! Я улыбнулся: проси!

И когда я открыл глаза, её и след простыл.

- Жор, - повернулся я к Жоре, - ты видел?

- Да, - сказал Жора, - Бриджид прекрасно справилась! А ты упорствовал.

- Да нет, - сказал я, - ты...

Жора улыбнулся:

- Иди-иди... Отоспись. Завтра начинаем.

Я не мог сделать и шага. Жора хлопнул меня по плечу, мол, держись, брат.

Я держался как мог.