— А не могу я спокойно, понял? — ревел Гусев, брызжа слюной. — Не могу! Вы-то с лейтенантом позже подоспели, когда всё уже было кончено, а я видел! Всё, с самого начала! Видел, как эта мразь ту девчушку, совсем ещё подростка, тесаком полосовала! И как кровь хлестала из рассечённого горла, тоже видел! Не успел я, лейтенант, понимаешь, не успел… У меня ведь у самого дочка в тех же годах! А если б он и её так, а? Если б и её?..
— Сядь, — строго потребовал лейтенант, — и прекрати истерику. Разберёмся. Барсуков, где нож? — обернулся он ко второму милиционеру.
Тот молча бросил на стол тяжёлый металлический предмет, завёрнутый в полиэтилен. Это был большой нож, густо перепачканный в крови.
— Этот?
Гусев мельком взглянул на орудие убийства и пожал плечами.
— А я почём знаю! Разве в темноте разглядишь, чем он её…
— Тот самый, лейтенант, — сказал Барсуков. — Я его на месте преступления подобрал. Уже после того, как Гусь того типа свалил.
Лейтенант медленно приблизился к «тому типу».
— Вставай!
Человек в углу зашевелился и с трудом сел. Лейтенант ткнул его стволом автомата под рёбра.
— На ноги вставай, дерьмо!
Тот кое-как поднялся и упёрся спиной в стену. Его всего трясло.
Это был высокий худой человек, облачённый в некое подобие плаща или, скорее, хитона. Хитон был мокрым от крови. Капюшон, надвинутый на самые глаза, полностью скрывал лицо.
— Имя?
Человек не реагировал.
— Имя, сука!! — взорвался лейтенант.
Человек чуть шевельнулся, но снова не издал ни звука.
— Он что, издевается? — подал голос Барсуков, мрачнея.
— Дай его мне, лейтенант, — хрустнул челюстями Гусев. — Я его паршивый язык живо развяжу. Он у меня…
— Назад, Гусев! Я сам с ним разберусь.
— Воля твоя, лейтенант, — угрюмо проворчал тот, нехотя возвращаясь к столу. — Только я бы с ним особо не церемонился. Пришить выродка — и делу конец. Оказание сопротивления, попытка к бегству — не мне тебя учить.
Лейтенант резко повернулся и в упор посмотрел на подчинённого.
— Я сам с ним разберусь, ясно? — медленно повторил он, чётко печатая слова.
— Ясно, — буркнул Гусев.
— То-то. Итак, — продолжил лейтенант, снова повернувшись к задержанному, — в молчанку играть будем? Ла-адно. Твой инструмент? — он кивнул на нож.
Человек в хитоне судорожно вздохнул.
— Ты сказал, — глухо произнёс он.
— Что значит — ты сказал? Отвечай на вопрос!
— Мой.
— Та-ак. Ладно, идём дальше. Полчаса назад ты был задержан на месте преступления. Отвечай, это ты убил ту девочку?
— Д-да. — Голос его задрожал.
— Зачем?
— Вот-вот! Пусть ответит!
— Сядь, Гусев! Итак, повторяю вопрос: зачем ты это сделал?
— Я пришёл, чтобы принять на себя ваши грехи.
— Что он там мелет, а? Какие на хрен грехи? По-моему, самое время парней из психушки вызывать. У него явно крышу сорвало.
— Психиатрической экспертизы ему так и так не избежать, Барсуков, — сказал лейтенант. — Человек с нормальной психикой никогда такого не сделает.
— Какая, к лешему, экспертиза, лейтенант! — рявкнул Гусев. — Зуб даю, этот маньяк-убийца отсюда живым не выйдет!
Человек в хитоне зашатался, ноги его подкосились, и он медленно сполз по стене на грязный заплёванный пол. Из-под капюшона донеслось тихое всхлипывание вперемешку с причитаниями.
— Нечего сопли на кулак мотать! — брезгливо сплюнул на пол лейтенант. — Мразь, мать твою… Вставай! Давай, выкладывай всё! От начала и до конца. Ещё что-нибудь за тобой числится? Отвечай!
Человек в хитоне глухо заговорил:
— Да… очень много… Бензоколонка… на прошлой неделе…
— Что?! — лейтенант побагровел. — Бензоколонка — твоих рук дело?
Тот обречённо кивнул. Гусев виртуозно выругался.
В памяти лейтенанта всплыла картина недельной давности: бушующее пламя на фоне вечернего неба, чёрного от копоти и дыма, взрывающиеся ёмкости с горючим, искорёженное взрывом строение, пять минут назад ещё бывшее зданием бензоколонки, остовы дотла выгоревших машин, обуглившиеся трупы, вопли раненых, всеобщая паника и проклятия… Зрелище было настолько жутким, что несколько ночей кряду после трагедии лейтенант боялся уснуть: едва он закрывал глаза, как перед глазами воскресали видения того страшного дня.
При пожаре погиб его сосед по лестничной клетке, с которым он, коротая досуг, в своё время сыграл не одну сотню партий в шахматы.
— Барсуков, зафиксируй признание! — сухо распорядился побледневший лейтенант. — Что ещё? — Голос его, обращённый к задержанному, был резким, безжизненным, лишённым каких бы то ни было интонаций.
— Не могу… — всхлипнул человек в хитоне.
— Сможешь, — процедил лейтенант сквозь плотно стиснутые зубы. — Смо-ожешь, мразь. Ну!
— Коммерсант, убитый тремя выстрелами в сердце…
Барсуков присвистнул: убийство известного в городе бизнесмена до сих пор оставалось нераскрытым.
— Трое кавказцев, растрелянные в упор во время заключения незаконной сделки… — безучастно продолжал человек в хитоне. — Главарь мафиозной группировки, погибший в автомобильной катастрофе…
Он ещё долго перечислял плоды своей страшной деятельности. Голос его звучал монотонно, едва слышно. Трое милиционеров, затаив дыхание, слушали леденящие душу признания.