Стена Зулькарнайна

В религии Ибрахима, в религии пророков, не может быть “приобщения”, потому что Бог является трансцендентным субъектом, абсолютным хозяином, владетелем всего сущего и всех смыслов. И разница между Богом и тварью бездонно велика, она гораздо больше, чем, скажем, между скульптором и его творением; между скульптором и творением есть связь, общая основа. Между тварью и Творцом нет общей основы.

— Существует ли в исламе эстетический момент богослужения, аналог (не сравнивая религии ни в коем случае) литургии, красоте церковного хора?

— Вся эстетика сведена к суфизму, она в суфизме. Эстетика, начиная от пения хорового и кончая облачениями золотыми, враждебна духу. Сфера культуры — это сфера уловления “паствы в сети”, сфера гипноза, на самом деле…

— Насчет гипноза я с вами отчасти согласна, но только отчасти, как средства остановить обыденность мыслей, настроения. А красота литургии, на мой взгляд, — это акт зримой возможности приблизиться к божественному в самом себе и вне себя…

— На самом деле вера не должна опираться на такие элементы, которые по-гречески называются “космос” — красота, то есть некоторое организованное проявление, структурированное, не имеет ничего общего с тайной Духа Святого, Который дышит через послания пророков. Истинная религия пророков и естественные религии мира — религии жрецов, Платона, Аристотеля, брахманизм, даосизм и т.д. — находятся в смертельном, непримиримом противостоянии. Абсолютно непримиримом. И те, кто учит о единстве всех традиций (включая христианство и ислам), о том, что они смыкаются в некой точке общей для всех истины, — они просто не понимают, о чем говорили пророки.

Когда пророки приходили, они начинали с жесткого наезда (говоря современным языком) на современную им традицию. Прежде всего пророки были революционерами…

— Вы сказали, что не верите в “точку общей для всех истины”, в которой все религии равны. А как вы относитесь к экуменизму?

— Я считаю, что экуменизм — это жреческая позиция. Они хотят выплеснуть ребеночка, а чашу с водой оставить.

— И вы считаете, что при такой позиции возможен мир между людьми? Ведь для свершений веры нужно какое-то жизненное равновесие. Как показывает история, религиозные войны не приносят истины…

— Они и дальше будут. Вообще, мир будет, когда будет новая земля и новое небо, когда после Страшного суда произойдет преображение Вселенной, и после этого праведники в раю будут наслаждаться миром. Физическое человечество поставлено в иные условия. В Коране сказано, что ангелы просили Бога не делать человека наместником на земле, иначе произойдут кровь, смешение, непослушание. Бог сказал: “Я знаю, а вы не знаете”.

— Но хотя бы в мирное сосуществование религий вы верите?

— В мирное сосуществование попов.

— Почему только попов?

— Попы всех религий находят общий язык, потому что они поддерживают друг друга.

— А верующие? По-моему, если человек по-настоящему верит в своего Бога, разве может он не уважать веру другого человека? Вас, например, если вы верите в Аллаха?

— Дело в том, что вера — это же не частное дело.

— Вот это вопрос очень тонкий… По-моему, и частное тоже…

— Вера — это не частное дело. Та идиллическая мысль, которую вы высказали, исходит из презумпции, что все мы частные люди, члены гражданского общества, сходимся в офис, работаем, общаемся, потом расходимся по своим углам, и каждый там занят своим личным делом…

— Почему идиллическая? Мы просто живем в одном городе, на одной земле… Действительно общаемся, работаем, уединяемся — каждый в меру сил выстраивая осознанное бытие и облагораживая его. И принцип мирного сосуществования для этой простой жизни совершенно необходим…

— Вы говорите о взаимоотношениях людей на бытовом уровне, который, конечно же, предполагает и контактность, и общение, и договоренности. Но я говорю о другом уровне.

На самом деле вера далека по своему содержанию от такой идиллической картины — частных людей, живущих на одной земле. Вера, если это на самом деле вера, есть духовная воля, направленная на реализацию некоего проекта. Этот проект является универсальным — воцарение справедливости. Христианин молится: “Отче наш… Да будет воля Твоя, да приидет царствие Твое”. Они говорят так, потому что этого еще нет. Воля — это вектор, который направлен на реализацию высшей справедливости. Воля и вера как воля не имеют ничего общего с благожелательством типа “я знаю, что что-то есть, я верю, что что-то есть”. Один говорит, что верит в высший разум, другой — что “Бог — Он во мне”, третий — что “Бог — это моя совесть” и т.д. В общем, спектр этих конформистских благожелательств очень широк.

— Но от этого никуда не денешься, ведь люди такие разные… Может, их жизнь — это их путь к вере, и в этом свобода поиска? Иначе получается, что вера и жизнь несовместимы…