Стенание

— Думаю, нам обоим известно, сержант Шардлейк, что ваши способности простираются значительно шире этого. Впрочем, простите: я не могу сейчас посвятить вас в подробности дела глубже. Если вы соизволите прийти, королева встретит вас во дворце завтра в девять и тогда уже сама расскажет больше.

Я снова задумался. Королевы не умоляют и не просят подданных прийти, они приказывают. До своего брака с королем Екатерина Парр обещала, что хотя и будет время от времени подбрасывать мне юридические дела, но никогда не станет вовлекать меня в политику. Теперь же, очевидно, она хотела предложить нечто серьезное, даже опасное, а потому именно так и сформулировала свое послание, предоставляя мне возможность при желании сказать Сесилу «нет».

— А прямо сейчас вы не можете мне ничего рассказать? — надавил я на него.

— Нет, сэр. Я лишь уполномочен узнать, придете ли вы или решите отказаться, сохранив мой визит в тайне.

Всей душой мне хотелось отказаться. Я помнил, чему стал свидетелем утром: пламя, крики, кровь… Но потом я подумал о королеве Екатерине, о ее мужестве и благородстве, доброте и чувстве юмора. Изысканнейшая и благороднейшая леди, какую я только встречал, женщина, от которой я не видел ничего, кроме добра. В общем, я глубоко-глубоко вздохнул и сказал:

— Хорошо, я приду.

Как последний дурак, я занимался самообманом, внушал себе, что просто увижусь с королевой, а потом, если возникнет такая нужда, будет еще не поздно отклонить ее просьбу.

Сесил кивнул. У меня было такое чувство, что я не произвел на него особого впечатления. Вероятно, он увидел всего лишь горбатого юриста средних лет, пришедшего в смятение от возможности подвергнуться опасности. И он был прав: именно так и обстояло дело.

— Тогда подойдите по дороге к главным воротам завтра в девять утра, — сказал юноша. — Я буду ждать вас там и проведу внутрь, а потом вас сопроводят в покои королевы. Наденьте мантию юриста, но не надевайте шапочку сержанта. На данном этапе лучше привлекать к себе как можно меньше внимания.

Он погладил свою реденькую бородку, скептически глядя на меня: наверняка подумал, что, будучи горбуном, я привлеку внимание в любом случае.

Я встал:

— Тогда до завтра, брат Сесил.

Он поклонился:

— Жду вас ровно в девять утра, сержант Шардлейк. А сейчас я должен вернуться к королеве. Знаю, она будет рада вашему ответу.

Я проводил его до двери. Из столовой появился Мартин еще с одной свечой: он открыл Уильяму дверь и поклонился, как всегда досконально выполняя обязанности эконома. Сесил шагнул на посыпанную гравием дорожку, где его ждали слуга с факельщиками, чтобы проводить домой, уж не знаю, куда именно. Броккет закрыл дверь.

— Я позволил себе вольность подать десерт доктору Малтону, — сказал он.

— Спасибо, — кивнул я. — Передайте ему, что я сию минуту приду. Но сначала пришлите в мой кабинет Тимоти.

Я вернулся в свое убежище, собственную тихую гавань, где держал маленькую коллекцию книг по юриспруденции, а также дневники и записи за много лет. Мне стало интересно, как отреагировал бы Барак, узнай он об этой просьбе прийти в Уайтхолл. Он наверняка бы сразу сказал, что мне нужно отбросить свои сентиментальные фантазии о королеве и придумать на завтра какое-нибудь срочное дело: например, что у меня назначена важная встреча где-нибудь в Нортумберленде.

Пришел Тимоти, и я написал для Джека записку, велев мальчику немедленно отнести ее в контору. В записке я просил подготовить краткое изложение одного из наиболее важных дел, которым собирался заняться завтра. Но потом передумал и кое-что исправил, попросив выполнить эту работу Николаса. Даже если парень что-то напутает, это будет отправная точка.

Тимоти обеспокоенно посмотрел на меня своими темными глазами:

— Вы хорошо себя чувствуете, хозяин?

— Да, лучше некуда, — раздраженно ответил я. — Просто завален делами по горло. Нет покоя в этом мире.

Пожалев о своем тоне, я дал подростку перед уходом полгроата[8], а сам вернулся в столовую, где мой гость без особого энтузиазма тыкал вилкой в миндально-марципановый торт Агнессы.

— Извини, Гай, срочное дело, — вздохнул я.

Доктор улыбнулся:

— Я тоже прерываю свои трапезы, когда у какого-нибудь бедного пациента наступает кризис.

— И прошу прощения, что перед этим был слишком резок. Но увиденное утром страшно удручило меня.

— Понимаю. Однако если ты думаешь, что все противники реформ — или те из нас, кто, да, хотел бы вернуть Англию обратно в лоно Римской церкви, — поддерживают подобные вещи, то ты крайне несправедлив к нам.

— Я лишь знаю, что «circa Regna tonat»[9], — процитировал я Уайетта и тут же снова вспомнил, что сказал Филипп Коулсвин во время сожжения.

«Вы понимаете, что теперь каждого из нас может в любой момент постигнуть такая же участь?» А ведь и правда. Я невольно содрогнулся.