Марк зевнул, потянулся с хрустом, благостно осмотрел пульт, собираясь переключить управление на автоматику, поскольку наступило время ленча, да и играть в покер с вечными и неутомимыми виртуальными партнершами поднадоело, когда один из огонечков вдруг привлек его внимание. Несколько секунд он смотрел на огонечек в недоумении, но по-прежнему благостно, пытаясь вспомнить, что сие могло бы означать. На плановую проверку не похоже — о тех предупреждают за двое суток, чтобы ты успел хорошенько подготовиться. Заправку проводили на прошлой неделе, техосмотру не больше трех месяцев — нет, с этой стороны подвоха ожидать не приходится. Так что же это у нас такое зелененькое, мигающее так забавно, ритмичненько так?..
И вдруг вспомнил.
Сигнал дальней связи.
Причем — не просто сигнал, этой зелененькой мигалкой обычно зеленый коридор требуют. Ну, там, где в этом есть необходимость. Не здесь, где путаться под ногами или в стороны шарахаться просто некому.
Он еще улыбался, хмыкал недоверчиво, а пальцы жили собственной жизнью, наводя сигнальный маяк, готовя причальные захваты, активируя медицинский и гостевые отсеки. Да, кстати — неплохо было бы узнать, в чем, собственно, причина…
Он оформил запрос, отослал с информационным пакетом. Ответный пакет, в сущности, даже ответным назвать было бы трудно — он пришел практически сразу, без запаздывания — похоже, готовили его одновременно. Куча технической муры, с этим пусть автоматика сама разбирается, а вот и наше.
Марк моргнул. Перечитал еще раз. Присвистнул.
Ничего себе!
Да нет, быть не может.
Ксона — здесь?!
Даже для учебной тревоги — слишком невероятно. Ксона — не такая штука, которую можно внезапно подхватить в глубоком космосе. Ею нельзя болеть «немножко», как нельзя быть немножко беременной. Она или есть — или нет. И если она есть — то и сам ее обладатель, и все окружающие его люди узнают о ее существовании в первые же пятнадцать минут полета. Максимум — полчаса, если фаза нулевая, а симптоматика достаточно сглажена. Так что самые типичные места ее обнаружения — ближние орбиты. Не зря же вокруг каждой планеты или станции столько госпитальных ячеек, хотя на самом-то деле истинная ксона — явление крайне редкое, он сам, например, видел только во время обучения, их тогда специально возили на Астарту, в Институт Проблемной Генетики.
Да нет, это чья-то шутка. Чья-то глупая шутка. Наверняка. Не бывает такого…
Он смотрел на экран и не верил.
Он не верил, когда серая громада трейвера-ультравена перекрыла обзор, нависнув над крохотным диском станции, не верил, когда дрогнул весь астероид от небрежной стыковки, не верил, когда истеричный голос по ближней связи требовал чего-то маловразумительного, а станционные стыковщики пытались совместить при помощи допотопного рукава выходной кессон станции со шлюзовым коридором пассажирского экспресса, совершенно к этому не приспособленного.
Не верил, когда по палубе затопали тяжелые ботинки и куча народу заполнила крохотное пространство, чего-то требуя, крича, толкаясь, издавая самые разнообразные звуки, при этом словно стремясь перекричать друг друга, когда протащили узкие носилки с привязанным к ним неподвижным телом, больше напоминавшим кокон, когда запихнули в почти непристойной спешке эти носилки прямо в диагност.
И даже когда диагност выдал предварительный результат, снабдив его для пущей важности коротким взревыванием сирены — Марк Червиолли-Енсен все равно не поверил.
Ну не бывает такого!..
Лицо спящей девочки потеряло свою вечную настороженную готовность ударить первой, до того, как ударят другие. Оно разгладилось, став беззащитным и от этого — еще более юным. Светлые волосы разметались по темно-голубой подушке, курчавились слегка, поблескивали в свете дежурной лампочки над входом.
Другого освещения на данный момент в специализированном боксе для «особых» пациентов, куда доктор Нгу Ен Ли поместил эту девочку еще вчера, не было. Но оно Нгу Ену и не требовалось — он с детства хорошо видел в полумраке, да и девочку эту за прошедшие двое суток изучил досконально вдоль и поперек, как снаружи, так и изнутри.
И смотрел он на нее сейчас не только с вполне понятным удовлетворением хорошо проделанной работой, но и с интересом почти плотоядным. Девочка Нгу Ену нравилась. Очень нравилась.
Особенно после того, что выловила сегодня утром из Сети его не слишком догадливая ассистентка. Она была дурой, эта ассистентка. И поэтому, конечно же, ничего не поняла в том, что именно сумела раздобыть. Но дурой она была исполнительной, все интересненькое и странное тащила в клювике исправно, и потому оставалась одной из самых приближенных ассистенток. Нгу Ен даже любил ее за то, что она такая дура. Надо же ее хоть за что-то любить. А больше вроде бы и не за что, ведь старательной быть входит в ее должностные обязанности.
Все знали, что Нгу Ен любит девочек. Очень любит. Любых.