Стенд

Стась шла вдоль центрального проспекта. Шла прямо по проезжей части — все тротуары были заставлены вынесенными из выходящих на проспект заведений столиками с конкурсной бесплатной закуской, хозяева витиевато и красочно ругали угощавшихся.

Тоже традиция. Кто лучше приготовит, изящнее украсит, элегантнее стащит или виртуознее обругает вора. Святая Селина — святая своеобразная, чего же вы хотите? Да и сам Джуст был когда-то пересыльной колонией для нежелательных элементов, а традиции необходимо беречь…

Центральные фонари погасли, в утреннем сумраке тускло перемигивались разноцветные праздничные гирлянды. Стась шла по асфальту, загребая ботфортами сугробы конфетти, фантиков, обрывков мишуры и серпантина. Ей навстречу уже торопились деловитые мрачные личности, не имеющие к празднику ни малейшего отношения. Начинался новый рабочий день. Заспанная девчонка в миниюбке сгребала праздничный мусор на поперечной улочке, не обращая ни малейшего внимания на расположившуюся за столиком припозднившуюся компанию.

Она была права — праздник закончился.

— Не спешите, драгоценнейшая…

Этот тягучий выговор она узнала сразу. Но, очевидно, слишком устала, чтобы сразу понять, осознать до конца сказанное. Обернулась с некоторым даже удивлением — чего, мол, надо-то? Ладно бы — глухой ночью и в темном переулке, но здесь, на оживленном проспекте, при свете фонарей и уже почти что утром?! Что он — совсем рехнулся, что ли?

И даже то, что его не ввела в заблуждение ее теперешняя внешность, не насторожило поначалу ничуть.

— Вы меня сегодня очень серьезно обидели. Вам не кажется, что это не совсем хорошо с вашей стороны?

И даже тогда она не поняла, хотя обращение он повторил трижды. Вскинула брови — на что он рассчитывает, здесь и один?

— Не пора ли восстановить справедливость? А, драгоценниейшие?

Он говорил на архэнгле…

Стало больно дышать.

Стась сглотнула, пытаясь дышать диафрагмой и продолжая криво улыбаться. Он говорил на архэнгле. Она отметила это — и сразу стало больно дышать. В архэнгле нет уважительного обращения.

Есть только множественное число.

— Я потерял законную пятерку из-за вашего тандема. Не считая двух или там трех спорных лет, которые я вполне мог бы… но не суть. Так вот — как насчет того, чтобы возместить ущерб?

Она долго молча смотрела на него, перестав улыбаться.

Потом так же молча достала пятерку из нагрудного кармана, протянула, не глядя.

Ошибиться не боялась — пятерка была одна, остальное все мелочью, а карточек здесь, похоже, вообще не признавали.

Он был ниже ее на полголовы. И уже в плечах. Она легко справилась бы с ним даже сейчас, когда сердце колотится, а ноги словно желе. Много ли такому шпендику надо? Движения расхлябаны, реакция фиговая, рядом со школой и не ночевал, плюнь как следует — с копыт слетит.

Кругом были люди. И до двери в кассовый зал — рукой подать. В конце концов, можно же было просто крикнуть, там же есть дежурный охранник…

Не крикнула.

Сощурилась. Усмехнулась жестко. Спросила почти с надеждой:

— Что-нибудь еще?

Но мальчик был умный, на такой простейший финт не попался. Отступил на шаг, раскланялся и даже замахал ручками, словно отметая такие нелепые подозрения:

— Нет проблем!

Она кивнула и ушла, не оборачиваясь.

Вообще-то хитч — бои без правил. К запрещенным приемам относится разве что применение огнестрельного оружия, а слова о допинг-контроле любители этой жесткой борьбы относят к разряду шуток тупых и неприличных.

Везде — кроме Джуста.

На планете, бывшей когда-то пересыльной тюрьмой, очень щепетильно относятся к честной игре. И очень не любят тех, кто использует допинги.

Любого вида.

В сущности, все эти отельные альфонсы — такое паскудство! И люксовые ничем не лучше панельных. Разве что одеты покрасивше и моются почаще. Даже если он тебя к утру не обворует — то уж подцепишь что-нибудь наверняка, не ВИЧ — так дизентерию. От шоколада и мороженого болят зубы, а они и так что-то ноют, зачем еще провоцировать? Шампанское — фигня на машинном масле, мы же его, Зоя, никогда не любили, зачем пижонить? Ужин при свечах — такое занудство, что просто скулы сводит. Тут вот рядом столовая, оттуда так чудно пахнет! Не выйдет из нас, Зоя, аристократов, мы и в столовой с удовольствием похаваем…

Сок вот только. Березовый.

И сауна…

Плевать!

Мещанство и убожество. И хватит об этом.

А мальчик вежливый.

И умный. Мог бы ведь и все отобрать. Ну, во всяком случае — попытаться мог. Не во всех жизненных ситуациях можно заорать стоящему поблизости полисмену: «Караул! Грабят!» Даже если тебя действительно грабят на ярко освещенной улице, на глазах у ничего не подозревающего народа, нагло, в открытую.

Интересно, воровала ли Зоя Монроз бутерброды с праздничных столов? Впрочем, если и воровала, то делала это весьма элегантно. Вкусный бутербродик. И пироженка тоже ничего, а как классно ругается хозяйка столика, просто любо-дорого!

Мальчик умный. И оттого — еще более опасный. Не зря она его сразу отметила. Сволочь, конечно. Но сволочь по-своему честная.