Стендаль

Записав 25 сентября короткую фразу: «Французы подали в отставку уже в 1814 году», Бейль получает пакет из министерства иностранных дел о назначении его на должность французского консула в Триест. Почти два месяца ушли на сборы и подготовку, и в начале ноября он покинул Париж.

Его охватило непреодолимое желание по дороге в Триест заехать в Милан. Австрийская полиция не посмеет теперь запретить въезд уполномоченному его величества короля Луи-Филиппа.

Предоставим слово документу на бланке префекта полиции:

«Государственному канцлеру князю Меттерниху, герцогу Порталла

Вена, 30 ноября 1830 г.

Ваша светлость может видеть из отчета главного директора миланской полиции барона Терресани от 22–23 числа сего месяца, что тот самый француз Анри Бейль, который был в 1828 году выслан из города Милана и вообще из пределов Империи как автор многочисленных революционных памфлетов, вышедших без имени или под именем барона де Стендаля, направленных главным образом против Австрии, недавно появился в Милане проездом на Триест, куда он направляется с целью занять должность генерального консула французского королевства. Назначение это состоялось от нынешнего королевского правительства Франции. Невзирая на то, что на паспорте Бейля не было визы австрийского королевского консула в Париже, названный Бейль дерзко продолжает свой путь в Триест на основании разрешения правителя Ломбардии.

Обрисовывая краткими чертами степень ненависти, пропитывающей названного француза по отношению к австрийскому владычеству, и в целях предупреждения правительства об опасном характере политических принципов названного Бейля, не совместимых с духом нашей политики и правительственной системы Его Апостолического Величества, я позволю себе сообщить Вашей светлости мотивированные рефераты трех произведений этого человека: «История живописи в Италии», Париж, 1817 год, фирма Дидо; второе — «Рим, Неаполь и Флоренция», Париж, 1817 год, фирма Делоне; и третье — «Прогулки по Риму», 1829 год.

Прочитав разбор названных произведений, я предполагаю, что Ваша светлость скорее предпочтет совершенно не иметь должности французского консула где бы то ни было, нежели допустить настояние французского правительства о назначении на консульскую должность в Империи такого вдвойне подозрительного человека, как Анри Бейль. Беру на себя смелость просить приказаний Вашей светлости и жду решения относительно того, может ли француз, некогда административно высланный за политические преступления из пределов австрийской монархии, ожидать решения по его делу в Триесте? Если не может, то соблаговолите приказать, какие меры пресечения следует принять относительно преступника, назначенного на должность консула.

Вашей светлости покорнейший слуга

граф Седленицкий».

«Анри Бейль, французский консул в Триесте, барону де Марест в Париже

Триест, 4 января 1831 г.

Я подобен Августу: я пожелал овладеть империей, но, высказывая такое желание, я не знал, чего хочу. Я умираю от скуки, и никто не проявляет относительно меня дурных намерений: это ухудшает положение. Впрочем, ввиду того, что все наследство моего отца было потрачено на разнообразные опыты, я постараюсь привыкнуть к полному отсутствию людей, с которыми можно было бы делиться своими мыслями.

Я старался не произнести ни одного шутливого слова со времени моего приезда на этот полуостров, я не сказал ничего забавного, я не видал ни одной сестры встреченных мною мужчин; одним словом, я был умерен и осторожен — и от этого умираю от скуки».

«Триест, 17 января 1831 г.

Я никогда острее не ощущал несчастья иметь близкого к разорению отца. Если бы в 1814 году я узнал, что мой father разорится, я бы сделался зубодером, адвокатом, судьей и т. д. Но быть принужденным дрожать от сознания и страха, что лишишься места, на котором умираешь от скуки, это ужасно… Вся моя жизнь окрашивается обедом, мой высокий чин требует, чтобы я обедал в одиночестве: первая скука. Вторая скука — мне подают двенадцать блюд: огромного каплуна, которого невозможно разрезать даже прекрасным английским ножом, кстати сказать, этот нож стоит здесь дешевле, нежели в Лондоне; великолепную камбалу, которую позабыли сварить, — это в обычае страны; убитого накануне бекаса, — на него смотрели бы как на гнилье, если бы он пролежал еще два дня; мой рисовый суп приправлен семью или восемью сосисками, начиненными чесноком, их варят вместе с рисом и т. д. Что Вы хотите, чтобы я сказал? Здесь это в обычае: ко мне относятся как к знатному вельможе, и милейший хозяин гостиницы, который, встречая меня в своем доме, всегда останавливается, обнажает голову и кланяется мне до земли, конечно, ничего не зарабатывает на моем обеде, который мне обходится в четыре франка и два су. Помещение, занимаемое мною, обходится мне в шесть франков и десять су. Мое положение птицы на ветке (Клара[85] не понимает этой легкой метафоры) не позволяет мне нанять кухарку. Я чувствую себя отравленным до такой степени, что принужден есть яйца всмятку. Я придумал это средство восемь дней тому назад и весьма горжусь им.