Стендаль

Наконец наступил день, когда его тяжелый вещевой мешок был приторочен к выздоровевшей лошади. Анри уселся верхом — первый раз в жизни. Тут же выяснилось, что он не умеет держаться в седле, не понимает повадок животного, с трудом заставляет его слушаться: «Яумирал от страха, но жребий был брошен, и теперь самые страшные опасности не могли меня остановить. Я напряженно уставился на загривок лошади, и те три фута, что отделяли меня от земли, казались мне бездонной пропастью. И — что самое смешное — на мне, кажется, были даже шпоры». Лошадь пронесла его шагов двадцать, свернула с дороги, устремилась в поле, заросшее ивами, и принялась вовсю скакать там на приволье.

Начинающий кавалерист был избавлен от этого кошмара только вмешательством доброго человека: Франсуа Мари Бурельвилье, капитан Третьего кавалерийского полка, из милости взял его под свое покровительство. Он сделал поистине доброе дело: ведь юноша не только ничего не понимал в верховой езде — он вообще никогда не видел армии. Позднее капитан обучит его азам кавалерийского дела, а также некоторым приемам фехтования — тому, что необходимо, чтобы выжить на войне. Они вместе совершили переход и вместе расположились на постой. В дороге время проходило у них в интересных разговорах вперемежку с маленькими опасностями, которые только приводили Анри в восторг: ведь ему было всего лишь семнадцать с половиной лет. «По счастью, моя швейцарская лошадь была спокойна и рассудительна, как швейцарец. Если бы она была итальянкой, а значит, коварной, то она сто раз могла бы меня убить».

В Вевэ, услышав колокольный звон, он взобрался на церковную колокольню и оттуда любовался озером, раскинувшимся перед его глазами: «Там, кажется, я был ближе всего к совершенному счастью». Может быть, в его жизни наконец настали лучшие времена? В Лозанне он не сумел достать саблю из ножен, чтобы утрясти некий вопрос с квартирой, и признался своему ошеломленному наставнику, что вообще никогда не держал в руках оружия. И еще неожиданно оказалось, что он тонко чувствует красоту природы — это он, который всегда считал, что равнодушен к ней… Теперь он оценивал себя как «дилетанта, оказавшегося в армии, чтобы повидать мир, но имеющего призвание к написанию комедий — как Мольер».

Швейцарцы, с которыми они общались каждый день, не могли не рассказывать им об опасностях Гран-Сен-Бернара — но от этого ликование Анри только возрастало. Он не задумывался ни о риске перехода через перевал, ни вообще о его целях. Призма подобного воодушевления, конечно, прекрасно преломляет действительность для того, кто живет мечтами, но переход через перевал все же должен был произойти не в мечтах, а в реальности. Что стало бы с ним, если бы он шел один? «На определенной высоте холод стал совсем пронизывающим, зябкий туман окутывал нас; весь наш путь был завален снегом. Этот путь — узенькая тропинка между двух каменных стен — был покрыт слоем тающего снега толщиной в несколько сантиметров, а сверху на нас катились камни… Время от времени попадались трупы лошадей, и тогда моя начинала артачиться. Однако гораздо хуже стало, когда она уже прекратила артачиться. Что ж, в сущности, это была всего лишь кляча».

55 тысяч человек прошли через перевал на высоте 2472 метра, терзаемые холодом и сыростью. К тому же им нужно было тянуть с собой груз — лошадей, пушки, снарядные ящики. Ледники были неприступны, тропы непроходимы, но резервная армия преодолела все препятствия. Анри добрался до вершины «совершенной мокрой курицей» и сетовал на изнеженность своего воспитания, которое сделало из него «пятнадцатилетнюю девицу, попадавшую под дождь не более десятка раз в своей жизни».

После краткой остановки в приюте Гран-Сен-Бернара, где монахи дали измученным солдатам по полстакана вина и по куску хлеба и сыра, начался долгий спуск в долину. Анри продвигался осторожно, держа двумя пальцами свою лошадь под уздцы, — чтобы не сорваться в пустоту. В Аосто он, однако, не преминул полюбоваться древнеримской аркой. Кавалерия и артиллерия в обход горы Альбаредо продвигались через деревню Бард, под обстрелом батарей форта. Капитан Бурельвилье и его протеже расположились на бивуаке в полулье от неприятеля. Австрийские пушки стреляли картечью. Этот ужасный грохот привел Анри в состояние «безумного волнения». На войне, оказывается, и в самом деле опасно! И они находятся в пределах досягаемости!

Бравируя, он провел несколько минут на краю скалы на виду у неприятеля: «Так я в первый раз попал под обстрел. Это чувство было сродни ощущению девственности, и оно угнетало меня так же, как и сама девственность».

После Барда вся дорога была усеяна трупами лошадей и всякими отбросами — это сразу вызвало у Анри соответствующую физиологическую реакцию. Здесь же юный кавалерист в первый раз испытал это будоражащее чувство — находиться среди колонн героической наполеоновской армии на марше. Впрочем, в конце переходов, по вечерам, доблестная солдатня занималась грабежами и стычками из-за жилья. Местные жители были в ужасе…