«Хотя мы ни на мгновение не останавливались в своих попытках, нам не хватало мощи, чтобы противостоять сильной русской команде, которая заставила нас удовлетвориться бронзовыми медалями, – писал Фрэнк Шонесси, руководитель канадской делегации на Играх в Гренобле – Я думаю, что пока Россия, Чехословакия и Швеция будут привозить на Олимпийские игры своих сильнейших игроков, нам будет очень трудно выиграть хоть какую-то медаль. Хоккей в этих странах столь же популярен, как и в Канаде, и пока их сильнейшие игроки не будут уходить в профессионалы, как наши, нам невозможно соревноваться с ними на равных и у нас будут большие трудности, чтобы выставить в будущем такую же хорошую команду, как в Гренобле».
Нет, не канадцы стали слабыми, а мировой хоккей прогрессировал высокими темпами.
4 Поставить их на место
Только под занавес XX века это спортивное событие – Суперсерия -72 – получило настоящую оценку – оно признано самым значительным событием столетия в мировом спорте. Именно хоккей перевернул представление многих о том, каким должен быть спорт, не только хоккей, на многие годы вперед.
В общем, идея «поставить русских на место» хотя бы в хоккее, высказывалась в Канаде неоднократно. Но как это сделать? Главным препятствием оказалась… Олимпийская хартия. К Олимпиадам допускались только любители, а где взять сильных любителей, если они, как только выходят на высокий уровень игры, уходят в профессионалы? Главным «смотрящим» в этой области был американец, президент МОК Эвери Брендэдж, категорически заявивший, что, если кто-то из любителей сыграет хоть один матч против профессионалов, то его не допустят на Олимпиаду. Кстати, из-за этого не играл в Гренобле швед Ульф Стернер, проведший несколько матчей в составе «Нью-Йорк Рейнджере» и вернувшийся на родину. Так что опасавшиеся сурового американца советские спортивные руководители и слышать не хотели о матчах с профессионалами.
По крайней мере до окончания игр 1972 года в Саппоро, где сборная СССР в очередной раз выиграла золотые медали. Это еще больше подогрело руководителей организации «Хоккей Канада», куда входил молодой и весьма энергичный руководитель профсоюза игроков НХЛАлан Иглсон. Он быстрее других понял, что НХЛ нужны новые идеи и что-то особенное, поскольку все приедается, а остутствие интереса может убить игру.
По-канадски наивный Алан Иглсон еще в 1969 году написал письмо Председателю Президиума Верховного Совета СССР Николаю Подгорному, в котором предлагал сборной СССР сыграть против команды хоккеистов НХЛ. Естественно, он полагал, что глава государства согласно конституции – Председатель, не знал он о роли КПСС, не говоря уже о том, что главным хоккейным болельщиком был Леонид Брежнев. Иглсона пригласили в Москву – он был все-таки «профсоюзным деятелем», отстаивал интересы «рабочих». На прощание Андрей Старовойтов, который вел переговоры – письмо было «спущено» в Спорткомитет, посоветовал больше не писать писем в ЦК или Верховный Совет – сами договоримся.
Первый матч профессионалов, который в Канаде увидел Борис Майоров в 1960 году, потряс его. А потом он понял – играть с ними можно. Канадцы в своем хоккейном развитии шли вперед едва заметным шагом, а мы мчались вдогонку, но с огромной скоростью, они варились в собственном соку, а мы носились по миру в поисках учителей, партнеров, всего, что могло бы улучшить нашу игру.
Трагедия обоих – Чернышева и Тарасова – была в том, что они в конце 1971 года и в начале1972 года, даже перед Олимпиадой, которую команда выиграла, уже говорили, что плохо себя чувствуют, что устали. Говорил, в основном, Тарасов. И руководство решило им внять – уже в Саппоро поехали Всеволод Бобров, Николай Пучков и с ними был Николай Карпов. Приглядывались…
А после Олимпиады произошла «смена караула».
Правда, тренерский тандем Бобров – Пучков в своем дебютном чемпионате – в Праге – золота не добился. К этому руководители Спорткомитета отнеслись спокойно – Чернышев с Тарасовым тоже поначалу не каждый год «золото» выигрывали. Но в Праге было подписано соглашение с несколько непонятной организацией Хоккей-Канада, скоро стало ясно, что грядут матчи с самыми настоящими профессионалами из числа главных звезд.
– Первый вариант контракта делали какие-то любители, которые ничего не понимали в хоккее, – вспоминал Иглсон – Я посмотрел первые три страницы и понял, что он плохой. Наш посол в СССР настаивал, чтобы все было зафиксировано на бумаге, Андрей Старовойтов бился за каждый пункт. В итоге – сто с лишним страниц. Со Старовойтовым было легко – сначала мы с ним воевали, он отстаивал свои позиции, потом находили компромисс, а когда договаривались о чем-то, можно было быть уверенным: все так и будет. Большой контракт делается, когда стороны не верят друг другу. Мы прошли эту стадию, и потом нам со Старовойтовым хватало одной страницы и рукопожатия.