Стэнли Кубрик. Американский режиссер

Эту девушку играет Кристиана Харлан, фигурирующая в титрах под сценическим псевдонимом Сюзанна Кристиан. У нее короткие светлые волосы и жалостливые темные глаза. Несмотря на то, что она напугана, в ее облике есть что-то успокаивающее. Катарсис, которого Кубрик лишает нас в сцене ужасающей казни трех солдат, настигает зрителя во время исполнения старой немецкой песни, пронзительной Der Treue Husar («Верный гусар»), которую выбрала сама Харлан. (В 1956 году Луи Армстронг спел ее по-английски на шоу Эда Салливана.) Образ Харлан – это образ юной девушки, но в то же время – и матери; она, единственная женщина в фильме, становится голосом бесконечного горя, которое мужчинам выразить словами не дано.

Джимми Харрису хорошо запомнилось, как Кубрик придумал эту финальную сцену. «Знаешь, в конце картины нужно кое-что еще, – задумчиво сказал он Харрису. – Как насчет немецкой девушки, которую заставили спеть песню?» «Ты собираешься превратить фильм в мюзикл? – ответил удивленный Харрис. – Да и как нам найти девушку?» «У меня есть тот, кто нам нужен», – ответил Кубрик с легкой улыбкой. «О боже, Стэнли, нет, как ты мог предложить свою подружку!» – возмутился Харрис. «Хорошо, давай снимем сцену, а если она тебе не понравится, то не будем ее использовать», – спокойно ответил Кубрик[54]. В итоге Харрис был тронут не меньше, чем остальные, и сцену оставили в фильме.

Харрис был прав: Харлан и в самом деле была девушкой Кубрика. Кубрик впервые увидел ее однажды вечером по немецкому телевидению и был потрясен. Через несколько дней он пошел на ее выступление в мюнхенском театре «Каммершпиле». Еще более очарованный, он разыскал ее на одном из благотворительных мероприятий Красного Креста во время празднования в Мюнхене Фашинга – сезона шумных карнавалов. «Он был не очень большим любителем подобных попоек, – вспоминала Харлан (кстати, Кубрик был единственным, кто пришел на праздник без костюма). – На немецких карнавалах встречаются по-настоящему забубенные пьянчуги, как в былые времена. Пойло лилось рекой. В определенный момент ему стало даже страшно. Стэнли всю жизнь потом вспоминал этот вечер»[55].

Возможно, суета карнавала напомнила Кубрику фильм Офюльса «Наслаждение», где показан шумный бал-маскарад, снятый в потрясающе быстром темпе. Один из персонажей фильма весело отплясывает, задирая ноги, а потом вдруг падает в обморок: оказывается, что это старик, которому не под силу плясать наравне с молодыми. Кубрик, ведомый страстью к Харлан, попал на подобный разгульный карнавал в качестве стороннего наблюдателя. Подобно Биллу Харфорду в сцене оргии из «С широко закрытыми глазами», он чувствовал себя в Мюнхене не в своей тарелке, все происходящее там казалось ему опасным.

Еще до того, как была снята сцена в таверне, Харлан уже жила с Кубриком. В начале следующего, 1958-го года она стала его третьей женой. Стэнли и Кристиана были вместе более сорока лет, до самого конца его жизни.

У Харлан был родственник с нехорошей репутацией, ее дядя Файт Харлан. Он снял фильм «Еврей Зюсс» (1940), один из самых известных нацистских пропагандистских фильмов. «Стэнли и я происходили из таких разных, таких гротескно противоположных слоев общества, – сказала Кристиана в интервью. – Я думаю, это нас обоих обогатило. Для кого-то вроде Стэнли история моей семьи была чудовищной, катастрофической… А для меня дядя был очень веселым человеком. Они с моим отцом собирались работать в цирке. Они делали акробатические трюки, подбрасывали меня в воздух. Это был прямо настоящий цирк. Сложно представить, что можно знать так близко человека, на котором лежит такая вина, – и в то же время не знать его»[56].

Кубрик некоторое время подумывал о том, чтобы снять фильм о Файте Харлане и «Еврее Зюссе». Для него это был радикальный способ справиться с тревожным осознанием того, что Кристиана через своего дядю была связана со злом нацизма. Не сказав жене, Кубрик также начал работать над сценарием о десятилетней немецкой девочке (Кристиана во время войны была примерно того же возраста), которая видит, как нацисты охотятся на евреев. («Я была маленькой девочкой, которая переехала туда, откуда выгнали Анну Франк», – сказала Кристиана в интервью много лет спустя.)[57]

Кристиана вспоминала, что Кубрику понравилась Германия, хотя его и беспокоило, что он, еврей, оказался там так скоро после войны. Особенно ему нравились ее родственники, «шумные, хорошо одетые люди», большинство из них – работники театра и кино. (Ее родители оба были оперными певцами.) «Они были пижонами – так они выглядели и так себя вели, и это меня немного смущало, – вспоминала она. – Стэнли они нравились, потому что они были веселые, очень веселые. Моя тетушка-кинозвезда [Кристина Седербаум] была шведкой, и, боже мой, она могла запросто перепить любого. Кроме того, она была милашка – он хорошо с ней поладил, и она вроде как познакомила его со всеми». Кристиана добавляет, что Кубрик был рад, что его будущая жена «на самом деле не из таких людей, которые на столах танцуют»[58].