Стены молчания

— Нет, — твердо сказал Терри, — не только твоей. Он в безвыходном положении. Начнем с того, что он не понимает, почему Макинтайр поставил его на это дело: ведь он специализируется совсем в другой области права. И он не понимает, почему Макинтайр так радовался, когда снял его с твоего дела. Он был в замешательстве на каждом этапе, и он очень старательный, но случается… — Терри снял одну руку с руля и махнул ею в сторону. — Он умный, он почувствовал страх других и сам испугался. А еще он сострадательный.

— Откуда ты так хорошо знаешь его?

— У таких людей, как я, есть много причин быть благодарными Пабло Точера.

У таких людей, как он? Что Терри имел в виду? У судебных исполнителей? У людей, которые носили очки?

Тут меня осенило.

— Пабло работает на общество геев, — сказал я.

Терри кивнул:

— Люди считают, что в таком городе, как Нью-Йорк, у геев нет проблем. Это не так. И жизни многих стали лучше благодаря Пабло Точера. Ты же не думаешь, что простой адвокатишка мог вытащить тебя из аэропорта Кеннеди на машине, да еще и не на полицейской машине?

— Я думал, что это было не его дело, — сказал я.

— Не его дело, но только не «Шустер Маннхайм». Но когда он делает благие дела…

— А Макинтайр знает, как Пабло проводит свое свободное время?

— Нет, — сказал Терри, — но Пабло верит, что он действительно знает все. По-моему, это-то и пугает Пабло больше всего. У него есть много причин, чтобы бояться.

Несмотря на то что я мало знал о Макинтайре, я не стал сомневаться в словах Терри.

— Письмо Эрни все еще у тебя? — спросил я. Конечно же да. Терри пообещал хранить его, а он был из тех людей, кто держит свое слово.

— Конечно.

— Я думал о числах на его оборотной стороне, — сказал я.

Терри кивнул. Он не отводил взгляда от дороги, высматривая водителей и пешеходов, которых он мог наградить своей вежливостью. Он пропускал мини-автобусы, выезжающие с парковок, позволял такси обгонять его, махал неосторожным пешеходам, чтобы они переходили дорогу перед ним, вынуждая водителей на других полосах резко останавливаться и проклинать его.

— Мне кажется, что числа — это код, — сказал я.

— Вполне возможно, — сказал Терри, не выразив удивления. — Я никогда не думал, что это были бухгалтерские подсчеты. Эрни был юристом, он не любил считать.

Терри жил в двух кварталах к западу от Централ-парк. Клевое местечко, но не такое крутое, как гнездышко Джей Джея с видом на сам парк.

В своей квартире Терри выглядел совершенно не так, как в офисе. По распоряжению Шелдона Кинеса все сотрудники компании должны были носить деловые костюмы. Для некоторых контраст между униформой и повседневной одеждой был практически незаметен. Но в случае с Терри разница была огромной. Конечно, черный пиджак, черная футболка и очки без оправы на его изящной переносице делали его больше похожим на человека с Мэдисон-авеню, чем на работника с Уолл-стрит. Но было еще что-то. В офисе Терри казался каким-то «незавершенным», и тот факт, что он был неквалифицированным юристом, каким-то образом снижал его ценность. Но пообщавшись с Терри вне офиса — в аэропорту, в его квартире, — я понял, что он был цельным человеком. Все было на месте.

Он двигался, как черный курсор на белом мониторе компьютера, когда вел меня по своей квартире. Все было белым, кроме нескольких пятен краски на стенах. Недоступное искусство, дорогое. Голый бронзовый мальчик, сделанный абстрактно, но узнаваемо, следил за нами своими деформированными глазками.

И белая крошечная спальня. Комната больше походила на коробку, в ней стоял диван от стены до стены, и над ним на стене висела огромная фотография Марии Каллас. В комнате больше ничего не было, кроме черного телефона, лежащего рядом с единственной подушкой в голове дивана.

— Ванная дальше по коридору, — сказал Терри. — Не беспокойся по поводу крови на простынях. Я пойму.

Он взбил подушку и выпрямился. Казалось, что он вибрировал всем телом.

— Как выглядел Эрни? — наконец спросил он.

— Он умер не от сердечного приступа.

— Конечно же нет, — резко сказал Терри. Он расстегнул мой чемодан и стал аккуратно доставать мои грязные помятые вещи, словно они были бесценными артефактами. Он на секунду перестал разбирать чемодан, улыбнулся и произнес: — Извини.

— Такое впечатление, что его задушили.

Глаза Терри горели одновременно от страха и от любопытства.

Я колебался.

— Эрни был обрит. На нем не было ни волоска. Но на нем был парик, — я вспомнил, как он сполз на лоб Эрни, как какая-нибудь косматая свинья-копилка, пытающаяся съесть его лицо. Я приехал вовремя, чтобы остановить это лохматое чудовище, пока оно не добралось до языка Эрни баклажанного цвета.

Терри посмотрел на потолок, и я услышал, как он задержал дыхание.

— Мы можем поговорить об этом завтра, если хочешь, — сказал я.

— Нет, — тихо возразил он. — Сейчас.

Он продолжил разбирать мои вещи.

Перед глазами опять возникла та картина, которую я видел в ванной комнате в номере отеля «Плаза».