Стены вокруг нас

Только что она стояла так близко, такая чистая, аккуратная – протяни руку и дотронешься. Я успела ее рассмотреть. И разглядела на запястье золотой браслет. Все до единой подвески на нем. Балерины. Маленькие балерины. Много маленьких балерин. Никогда раньше не видела живую балерину. Золотые балерины задирали ножки, тянули носочек, округляли ручки. Все до единой.

Браслетик меня и добил.

У этой девочки было все. Чистая кожа, высокие скулы, накрашенные блеском тонкие губы, побрякушки из золота. Но внутри у нее скрутился узлом уродливый страшный секрет, отбрасывавший алое зарево и вонявший тухлым мясом. Вонь сочилась из нее с каждым вздохом. Она вся сгнила изнутри.

И я тоже пустилась бежать. Прочь от нее, подальше от этой бледной тощей девицы, что назвала меня чужим именем. Подальше от того, во что она превратила наш коридор, наши стены, наш дом. Невзрачное казенное здание, которое нам на откуп кинуло государство, стало нашим домом, хоть мы никогда не признались бы в этом вслух. Она не имела права так с нами поступать.

Позади слышался топот. Она бежала за мной. Возвращается? Решила достать и меня?

Я знала все ходы и выходы не хуже охранников. Меня привезли сюда в четырнадцать, я просидела тут дольше всех.

Я повернула за угол. Направо, налево, направо. Чужачка не отставала.

Я оказалась в самых недрах «Авроры-Хиллз» – в прачечной. Казалось, вот-вот выскочит охранник и схватит меня… Однако все охранники куда-то исчезли. Мы были там с ней вдвоем.

У меня на пути возникла стальная серая дверь. Я толкнула дверь – и окаменела от ужаса.

В лицо подул свежий ветер. Голова закружилась. Я упала на землю. Надо мной расстилалось небо, в нем висел месяц. Вокруг колосилась трава. Луговая трава.

Гроза, бушевавшая несколько минут назад, утихла. От нее не осталось ни следа. Земля была сухой. Впереди – ворота. Летний воздух пах сладостью.

Наверное, незнакомка уже здесь. Если поднять глаза, я увижу, как она стоит надо мной и ее побрякушки тускло поблескивают в лунном свете. Вдруг она уже занесла ногу для удара?

Но ее не было.

Я лежала одна, окутанная тишиной, совсем как в прошлой, свободной, жизни. До того как мне вынесли приговор, все думали, что я невиновна. И мама, и младшая сестренка. Летняя ночь напомнила о детстве – о струйках воды из разбрызгивателя для газона на заднем дворе, об эскимо на палочке, о каникулах, о маме, которая еще не вышла замуж, еще даже не встретила того урода, о времени, когда мы с ней были близки. Да, я словно вернулась в самую счастливую пору – до выкрученных рук, до синяков, до обзывательств, которыми он награждал меня, стоило маме отвернуться. «Ты дура. Ничтожество. Уродина». До гадких щипков под столом за обедом, до горьких слез, до того как он заставил меня просидеть всю ночь над остывшим ужином и мама не вступилась за меня, потому что он так велел. До несчастного случая, который признали не случайным. До того, как меня судили. До того, как меня привезли сюда в автобусе, крашенном в синий. Когда-то у меня была надежда, что вырасту и стану той, кем захочу. Когда-то и моя история сулила счастливый конец, как в самых прекрасных книжках. Когда-то и передо мной открывалось будущее.

Я прислонилась к серой тюремной стене. Камни приятно холодили спину, утешали и успокаивали. Уговаривали остаться.

И вдруг тишина лопнула, словно мыльный пузырь. Каменная стена дрогнула, как от подземного толчка.

Раздались крики, пронзительные трели свистка. Вернулись охранники. Если они спали, то проснулись, если их заперли, то они сумели освободиться. Зажглись огни на сторожевых вышках. Лучи прожекторов принялись шарить вокруг. Пятно света выхватило мое лицо. Вскоре примчался охранник. Я распростерлась на земле перед распахнутой дверью. Я вымокла насквозь. Дождь все лил, поливал меня сверху донизу, пропитывал, растворял.

Могучая рука схватила меня за шею и поволокла обратно, словно мешок с костями.

Меня швырнули на бетон лицом вниз, как всегда, если кто-то из заключенных выходил из-под контроля. Я впечаталась носом в пол и затихла, прикрывая руками голову. Но, чуть приподняв голову, я видела приоткрытую дверь и непогоду снаружи. Ни следа от той ясной летней ночи, в которой я вырвалась на свободу.

Гроза как будто никогда не прекращалась.

Когда меня подняли на ноги, я начала брыкаться, бодаться, пыталась вырваться, молотила охранника кулаками. Внутри меня произошел взрыв, остатки здравого смысла заволокло пеленой тумана. Не знаю, что на меня нашло. За что я боролась? Куда рвалась? Война – наша природная стихия, мы в ней как рыба в воде, нам здесь привычно и безопасно. Какая разница, за что драться, если чешутся кулаки.

Меня тащили по знакомым коридорам. Все происходило как в замедленной съемке. Вокруг никаких граффити, только стены, крашенные в зеленый. Убедившись, что все по-прежнему, я успокоилась, разжала кулаки и захлопнула рот – поняв, что все это время вопила.

Однако я не могла отделаться от вопросов, что вертелись в голове.