Степь

– Ха. А я-то все гадаю, за каким это мы на степных лошадках, неподкованных, да еще и с заводными. Обувка орочья в тюках за тем же?

– Я же говорю: в степь иду не воевать, а на разведку. Незачем возбуждать у орков лишнее любопытство. Увидят следы людей – пойдут следом, а за соплеменниками, может, и не станут.

Воины вновь заняли места в строю. Пришло время принимать решение. Андрей замер перед строем, восседая на своей лошади, внимательно всматриваясь в посуровевшие лица своих людей. Да и могло ли быть иначе. Прими они решение идти с ним – прогулка предстоит не из веселых. Не пойди – подведешь сюзерена, хотя он и предоставил тебе право выбора, но ты-то давал клятву. Эти люди и понятия не имели о том, что клятвы и обещания можно давать направо и налево, а затем с легкостью нарушать их. Это в том, просвещенном, мире люди в погонах могли часами рассуждать о чести – и при первой же возможности поступиться ею, отряхнуться и жить дальше как ни в чем не бывало. Здесь все было иначе – и люди иные, и понятия чести для последнего крестьянина не пустой звук. Были, конечно, исключения, но то исключения, кои никак нельзя возводить в правило.

– Ни о ком из вас я никогда не подумаю плохо. Ни словом, ни взглядом никто из вас не будет мною осужден. Вы всегда с честью исполняли свой долг и, я знаю, всегда его исполните в будущем. Я не могу сказать вам, зачем нужен этот поход, – и не потому что не хочу сказать. Дело в том, что ответа я пока и сам не знаю. Знаю, что нужно, и все. Кто идет со мной, остаются на месте, кто возвращается домой, отъезжайте вправо.

Вот он, момент истины. Именно сейчас выносилась оценка ему как лидеру, как человеку. Что может чувствовать человек, которому безраздельно доверяют те, с кем он делил тяжесть походов, пьянящее чувство победы, горечь поражения и безвозвратных потерь? Да ничего, кроме осознания того, что если люди ему верят, даже в такой непонятной ситуации, то живет он правильно. А еще неподъемный груз ответственности за судьбы тех, кто вверял себя в его руки. Строй не шелохнулся, все остались на своих местах. Даже нахохлившиеся, как воробьи, новики. У Андрея была мысль оставить их, но, едва взглянув в их лица, он понял: бесполезно.

* * *

– Нет, все-таки лихой атаман в нашем сэре Андрэ умер. Вот ей-ей, выйди мы на большую дорогу – до скончания века были бы и при добыче, и при своих головах.

Это восхищенно произнес молодой рыжий парень. Этот еще и семьей не успел обзавестись. Вернее, он женился перед самым походом, но вот что есть семья – понять ему пока было не дано, это приходит только с первенцем, который растет на твоих глазах, радует и огорчает. А потому той степенности, присущей всем, обремененным заботой о близких, у него не наблюдалось и в помине. Не было у него и чувства собственного достоинства, присущего ветеранам, – это приходит только с годами. Был молодой и даже мальчишеский задор, лихость и бесшабашность. Тоже немало, если все это уметь удерживать хоть в каких-то рамках.

– Ты копай давай, не отлынивай.

– Да копаю я. Нет, умен все же сэр Андрэ, но раз уж ему нужны были только двое из всего каравана, то мог бы и поменьше караван подобрать, а то ить пять десятков трупов схоронить, да еще и два десятка повозок припрятать.

– А тебе никто и не говорил, что легко будет.

– Я вот сразу подумал, что неспроста во вьюках два десятка лопат, да кто ж знал, что так-то будет.

– Что тут у вас? – Окрик Джефа заставил замолчать словоохотливого воина.

Ответил Рон, который и был одним из беседовавших дружинников:

– Заканчиваем.

– Смотрите, чтобы ничего из их имущества не смели брать.

– Помним. Не маленькие.

– Не маленькие, а лапки загребущие.

– А чего так-то, господин десятник? – вновь завелся молодой воин. – Вон сэр Андрэ и золото и серебро все собрал, а они-то – того… Имперские.

– Золото и серебро в слитки переплавятся, а вот какую вещицу не переделаешь!.. Или на костер захотелось взойти?

– Не. На костер неохота. Господин десятник, я что спросить-то хотел. Это что же получается, Церковь нас обманывает?

– Не Церковь, а инквизиция. Разницу пойми. А потом, и в инквизиции не все сволочи, возьми нашего падре Томаса – достойный был человек, просто верил всем сердцем в то, чему служил.

– А мы чему служим?

– Не чему, а кому. Я служу своему сюзерену и вам, моим боевым товарищам, только перед ним и вами мне и держать ответ. Ну, может, еще перед твоей Мэри.

– А перед ней-то с какого?

– А вот пришибут тебя, дурня, тогда и узнаешь.

– Э-э, нет, тогда точно не узнаю.

– Копай давай, зубоскал.

Взъерошив густую рыжую шевелюру парня, Джеф еще раз окинул взглядом братскую могилу и, удовлетворенно кивнув своим мыслям, направился в сторону, где Андрей потрошил двоих орков, захваченных живыми. Судя по всему, один из них был владельцем каравана, второй – командиром отряда охраны.