Она вышла, захлопнув за собою дверь, и ключ опять щелкнул в заржавленном замке. Испуганная девочка повернулась на бок и стала лакать лужу воды на полу; но этого было слишком мало, чтобы утолить жажду, и к тому же кусочки стекла резали ей губы. Она с трудом стала на колени, а потом поднялась на ноги. В каморку проникал какой-то слабый свет; это оказался луч луны, проходивший в узкое окошечко без стекол. Ветерок доносил сюда сладкий аромат цветущего вереска. Знакомый свет и любимый запах подействовали на Пальму освежающим образом. У нее мелькнула надежда: нельзя ли выскочить через окошечко? Это была узенькая бойница, по крайней мере на сажень выше ее головы.
Окно казалось чрезвычайно узким, но Пальма была очень худа, и полотняное платье, насквозь промокшее, совсем облепило ее тельце.
К стене нечего было приставить, но в ней самой были неровности и выступы, а в одном месте торчал железный крюк. Пальма умела ловко лазить, но теперь она так ослабела, что не в состоянии была взобраться на стену. К тому же она не знала, что там, снаружи, за окном. По запаху вереска она предполагала, что окно выходит в степь, но не была уверена в этом.
Однако, мысль о том, что скорее скорпионы пощадят ее, чем тюремщики, заставила ее сделать последнее усилие. Она стала на первый каменный выступ ногами, а руками схватилась за другой, повыше, потом за железный крюк и так стала карабкаться дальше по стене.
Аромат вереска щекотал ей ноздри, свет луны падал в лицо; это придавало ей бодрости. Сильно расцарапав руки и ноги, она добралась до окна и выглянула. Она увидела перед собою только обширную степь, мирно освещенную луною. Однако, отверстие было так узко, что Пальму взяло сомнение, сможет ли она протиснуться через него. А если она сорвется и размозжит голову? "Пускай, — думала она, — даже и это лучше, чем погибнуть от голода и жажды или быть избитой до смерти. По крайней мере, умру скоро и этим причиню неприятность преследователям отца".
Она просунула голову в отверстие, сжала плечи и стала протискиваться, обдирая кожу на руках. Не было никакой возможности спустить раньше ноги, и надо было бросаться вниз головою, чем бы это ни грозило.
Когда ее колени были на одном уровне с краем окна, она кинулась вперед и упала, как падает человек, который пытается лететь. К счастью, под стеной был стог сухого вереска, и это смягчило удар. На несколько минут она была ошеломлена, но, кроме царапин, не потерпела никаких повреждений. Оглянувшись кругом, она увидела, что между нею и степью нет никаких преград.
За ее спиною высились стены казармы, но впереди расстилалось открытое пространство. Она слышала, как собаки лаяли во дворе. Забывая про ушибы, она поскорее перебралась через межу, отделявшую ее от степи. Сознание свободы и аромат милого вереска вливали в нее новые силы. Она бежала, как несчастная лошадь с перебитыми ногами, часто падала, но опять вставала и шла вперед, пробираясь через вереск и ощущая только одно, что она на свободе.
Звезды ярко сияли; луна высоко взошла. Сколько времени протекло, Пальма не знала. Внезапно у нее подкосились ноги, и она упала от изнеможения, как птица, ушибленная камнем. Упала она среди вереска, который сомкнулся над нею и скрыл ее.
Вооруженные люди поскакали по степи в погоню за беглянкой. Они проехали в нескольких шагах, но не заметили ее, а видели только освещенный луною цветущий вереск.
Степь укрыла ее и как бы отплатила этим за ее привязанность. Робкие ночные животные, скрывавшиеся в вереске, шевелились около девочки, но не причиняли ей зла. Жаба пила ночную росу, маленькая серая сова гонялась за молью, рогач-олень громко жужжал в темноте. Пальма лежала без движения и без чувств, в оцепенении, похожем на смерть.
Утренняя заря только осветила восточный край степи, когда какой-то старик с мулом, навьюченным большими корзинами, проходил через вереск по узкой тропинке. Это был старый Идаличчио. Он раскаялся в своей трусости, с полпути на Ольмо вернулся назад, взял своего мула и вечерком отправился в степь. Ночью он пошел в то место, где скрывался Долабелла, и предупредил, чтоб он не являлся в Галларату, а бежал поскорее в Швейцарию.
Выпроводив своего приятеля на север, он теперь сам возвращался домой.
На всякий случай он наполнил свои корзины желтым песком, чтобы объяснить, для чего он ходил в степь, если кто спросит.
Когда он проходил мимо того места, где лежала Пальма, его мул остановился, опустил голову и заржал. Мул хорошо знал девочку, которая кормила его хлебом и морковью, когда приходила в хижину Идаличчио на окраине степи или когда старый крестьянин брал его с собою в город. Догадываясь, что мул что-то почуял, Идаличчио раздвинул вереск и увидел Пальму.
Он сразу понял, зачем она пришла в степь. Ему казалось, что она умерла, но когда он приложил свою мозолистую руку к ее губам, то почувствовал теплое дыхание, хотя биения ее сердца почти не было слышно.