Трещотками рассыпались очереди, разлетелись раскаленные плевки. Кровь одуряюще пахла железом и забродившим вареньем. Густо, как тягучая каша-размазня полз вверх острый дым. Здания вокруг охали и оседали после грохочущих раскатов разрывов невдалеке. Плакал ребенок, захлебываясь и зовя мать. По улицам Иркуема с хохотом и жадной радостью гуляла холодная старуха с сивыми космами и острым серпом. Жатва оказалась обильной и неожиданной. Но она всегда успевала, не оставляя ничего забытым, если жизнь вызрела. Под подошвами сапог Енота часто чавкала земля, пропитанная кровью.
Они шли вперед. Сплевывая через зубы вязкую тягучую слюну, матерясь и убивая. Енот постоянно косился назад, стараясь не пропустить тот момент, когда высокие фигуры в броне появятся на фоне пожаров. Но все равно пропустил.
Толстяк выругался, остановившись и привалившись к стене. На светлой вытертой штанине медленно появились темные разводы. В прыгающем свете от огня стала заметна улыбка:
— Вот и допрыгался.
Мерлин выдохнул. Еще раз вызвал «жнец», попробовал снова. Ответа не было.
— Твою мать…
Енот, присевший за водонапорную колонку, выстрелил в сторону биосолдат. Не попал, к сожалению. Те прятались за чем угодно, медленно и верно продвигаясь вперед.
— Енот, сейчас пойдешь вперед, вместе с Кувалдой. Он тебя прикроет. Красавица, ты уж прости, но нам с тобой судьба выпала здесь остаться. Кувалда, сдохни, но чтобы он дошел до отряда, понял? Енот, закрой рот, боец, и вперед, я сказал.
Семерка улыбнулась, притянула к себе своего попутчика, с которым познакомилась неделю назад:
— Порты, Енотище, и море. Я хотела бы их увидеть. Иди отсюда, уходи.
Он не стал говорить чего-то в ответ. Не успел.
Чем их накрыли, так и осталось непонятным. Грохнуло чуть в стороне, но волна швырнула Енота метра на два в сторону. Кувалда, так и не опустивший Мусорщика на землю, шлепнулся рядом. Мерлин, засыпанный обломками досок, начал шевелиться.
Енот сел. Голова гудела, в глазах вертелось и кружилось пестрой каруселью. Что-то кричала Семерка, которую он не видел. Звуки доходили как через толстую подушку, он не мог разобрать ни слова. Там, позади, высокие черные фигуры неслись к ним, совершенно не осторожничая. Чистильщик попытался встать, хотя бы на одно колено, потянул к себе за ремень автомат. Пальцы не хотели слушаться, еле-еле вцепившись в него.
Толстяк пошевелился, заревев медведем, начал вставать, сбрасывая с себя светлую кучу пыли и битых кирпичей. Пальцы Енота наконец-то решились стать самими собой и взяться за дело. Вместе с чувствительностью пришла боль в левой части лица, и горячие капли крови, стекшей уже за ворот куртки.
Визг турбины вгрызся в уши винтом. Остаток стены разлетелся в стороны, пропуская нос «жнеца». Пилоны башни уже развернулись в сторону биосолдат. После того, как пушки открыли огонь, Енот радостно и довольно провалился в темноту безвременья. Он остался живым.
Эпилог