Степь

Я наблюдала за их отношениями и сначала не могла разгадать нежности Илоны к моему отцу. Не могла понять и снисходительного отношения отца к Илоне. Хлебников гордился тем, что Астрахань – место, где встречаются народы Азии, Кавказа и поволжские славяне. На деле же место жестокого бытового национализма. Казахов здесь презрительно называют корсаками. Илона была казашкой, и отец, когда они не ладили, называл ее корсачкой. Она обижалась. Я видела в ее глазах нечистую любовь и не понимала, как все работает между ними. Она любила отца любовью заложницы. На его дальнобойный заработок она содержала внучку и обустраивала дом своей матери. Сама она практически не работала, перебивалась редкими халтурами и авантюрными проектами своего сына.

Ее сын Артем сначала взял кредит на малый бизнес и открыл магазин нижнего белья. Когда дела пошли в гору и Артем почувствовал свою власть, он настоял на том, чтобы его жена ушла с работы и стала домохозяйкой. За первым успехом пришел кризис, и Артем начал бить свою жену. Жена выдержала давление со стороны семьи Артема и все-таки посадила его в тюрьму. Из тюрьмы Артем вернулся в маленькой бархатной тюбетейке, с накачанными мышцами и серьезным намерением отправиться в пешее паломничество до Каабы прямиком из Астрахани. Каждые четыре часа он приезжал в дом, где жили Илона и отец, чтобы сделать намаз и поесть. После намаза он выходил ко мне во двор, где я рассматривала схему паноптикума Бентама, и долго беседовал со мной о религии и тюремном быте. Я слушала его рассказы о том, как заключенные строят системы коммуникаций между камерами, «дороги». В моем детстве было много предметов, сделанных в тюрьме: колода карт, мастерски расписанных вручную, пепельница из хлеба в виде бутона цветка, напоминавшего розу, и даже икона, изображавшая Богородицу с младенцем Иисусом на руках. Меня удивляло, что так много вещей можно сделать из хлебного мякиша, и я спрашивала отца, как тюремные мастера добились того, чтобы пепельница была твердой как камень, а карта, состоящая из нескольких листов бумаги, такой плотной. Отец сказал, что зэка долго жевали этот хлеб. У них там много времен. После этого разговора я не стала есть свой хлеб во время обеда, а взяла его к себе в комнату и тщательно разжевала. Хлеб и правда стал похож на глину, но для тонкой работы он должен был стать еще более эластичным, я вновь положила мякиш в рот и продолжила жевать. Комок кислого хлеба во рту размягчился в слюне, и я по привычке проглотила его. Очнувшись, я осознала, что хлеба больше нет. Как тюремные художники жуют хлеб и не глотают, ведь в тюрьме мало хлеба и мало еды? Что за воля, думала я, должна быть у человека, чтобы, будучи голодным, не проглотить хлеб, а сделать из него вещь? Как я уже сказала, Артем рассказывал о «дорогах», протянутых между камерами и этажами веревках, с помощью которых заключенные передают друг другу записки, деньги, сигареты и наркотики. Слушая его, я думала о том, как изобретательны люди. Они могут жить без личных вещей в полной пустоте, ограниченной бетонными стенами. Но они все равно найдут способ связаться с другими людьми, они придумают, как приспособить и переделать вещи, чтобы те служили их делам и идеям. Люди всегда найдут способ выжить. Артему нравились эти разговоры, ему нравилось производить на меня впечатление. Но когда отец возвращался из гаража, Артем садился в свою машину и уезжал. Отец занимал его место на скамейке под вязом и молча с презрением курил. Ему не нравилось, что после тюрьмы Артем не собирался устраиваться на работу, а только бахвалился своей причастностью к преступной группировке.

Отец сидел в ярко-зеленой трикотажной футболке, которая была ему великовата, Он велел подогреть ему еду, я заглянула в холодильник и обнаружила, что весь суп съел Артем. Я крикнула ему, что супа на дне, и предложила отварить картошки. Картошка тоже сгодится, ответил отец, а еще возьми из моего кармана деньги, купи нам пива и кильки. Илона уехала к матери, и мы до утра были одни. Я отварила картошки, купила пива. Мы сели за стол на улице и слушали, как медленно начинают стрекотать заводные сверчки. Выпив пива, отец сказал мне, что не любит Илону, но жизнь так устроена, что людям часто проще быть рядом с нелюбимыми людьми. Я не знала, что ответить, молча курила и смотрела в сторону. Мне не нужно было ничего объяснять, я и так все видела. Но отец говорил это не мне, а чтобы услышать самому. Люди часто говорят с другими лишь затем, чтобы убедиться в собственной правоте и успокоить себя.