Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

Дануха посмотрела на Неважну и состроила жалостливую физиономию, чем-то подражая Хавке, которая подобное шутовство частенько проделывала и столь же жалостливо заговорила:

- Клюку то я свою потеряла. Неважночка, сестричка, ты б сбегала. А? Я её на Красной Горке обронила, откуда вниз бежала.

- Хорошо, - ответила охотница с готовностью и побежала назад.

- Мы тебя здесь подождём, - прокричала в след убегающей Дануха.

- Не надо, - крикнула та в ответ, уже скрывшись в траве, - я оттуда домой добегу.

- Ну, ладно, - сказала уже спокойно Дануха и обратилась уже к Елейке, - как тебе ары, сестра? Нагостилась?

- Ненавижу, - злобно, сквозь зубы прорычала молодуха.

- Я так почему-то и думала. Потому хочу сразу предупредить, чёб до драки не дошло. Неважна чистокровна арийка.

- Что?! - ощетинилась Елейка, сжимая кулачки.

- А то, - рявкнула не неё Дануха, выпуская из себя спрятанную до поры до времени большуху, что моментально остудило молодой пыл, - теперь она наша сестра. Сирота она. Её отца, с которым жила после смерти матери, убили те же самые аровы скоты, которые перебили наш род и выжгли наш баймак. Потому она с нами. Поняла?

- Да, - сухо ответила Елейка, - только то зверьё не ары. Они гои. Хотя даже и гои их бы не приняли. Они сами по себе. Ары их не принимают, но толи боятся, толи нарочно до поры до времени не трогают. Я про них в коровнике уже успела столько наслушаться. Бабы все говорят, что ары их держат, чтоб речников повывести, земли прибрать, баб по коровникам рассадить.

- Не знаю, не знаю. Может быть, - задумчиво проговорила Дануха, - ладно, пошли, а по дороге расскажешь свои злоключения.

- Да рассказывать-то в общем нечего, - ответила молодуха, скривившись, но они пошли дальше, а Елейка всё же начала рассказ.

Начала вяло. Как напали, как хватали, повязали да на шкуры-волокуши закинули. Потом тащили по степным ухабам, а когда привезли куда-то, к леску какому-то, то на теле уж живого места не было. Вся побита, перебита, синяк на синяке. И сбежать не сбежишь. Их не только по рукам и ногам связали, но всех между собой, какой-то странной петлёй за шеи. Из неё не выскользнешь. Верёвка не ослаблялась, но, правда, и не затягивалась на горле. Как обруч, только с из толстой травяной плетёнки. Их расставили по поляне. Тут пришли ары. Дородные такие, важные. Походили, посмотрели и разделили всех на несколько кучек. Елейка попала вместе с бабой Ухтиной, мамой Зорьки, ещё бабой Разавой и тремя кутырками: Лебяжкой, Красавой и Невеличкой. Дальше ар опять их сцепил верёвкой за шею, ноги развязал и погнал пешком к городу. Но до города они не дошли, а где-то свернули с дороги и пришли в какое-то огороженное высокими, заострёнными кольями селение. Как позже выяснилось это был коровник жреца Агнидха, главного в городе по священному огню.

- Важная такая, сволочь, - описала его Елейка, - перед ним все спины гнули, а бабы, то есть коровы его, как он приходил, так все на колени падали и мордой в землю уткнулись и стояли так пока не уходил. Нас он всех осмотрел, ощупал и велел по клетям рассадить, как зверей. Сидели мы там пять дней. Кормили плохо, а бабу Ухтину, так вообще не кормили, только воду давали. Как я потом узнала, нравились этому старому пердуну маленькие девочки, да худые. Баб в теле не признавал. Урод. Потом Ухтину связали и куда-то увели. А на следующий день весь коровник повязали и гуськом повели в город. Я единственный раз видела его изнутри. Век бы не видеть эту мерзость.

Тут она замолчала. Дануха спиной почувствовала, что Елейка плачет, но ни останавливаться, ни успокаивать её не стала. Через некоторое время молодуха продолжила уже заливаясь слезами: